Таксист прочитал мне блестящий монолог о Калифорнии, и к тому моменту, когда мы достигли «Айдлуайдла», он почти убедил меня в том, что я действительно держу туда путь. Климат! Яркое солнце! Люди так отдыхают! Он нарисовал мне столь радужные перспективы, что в порыве благодарности я дала ему доллар на чай. Тотчас же — да! — случилось что-то удивительное. Не успел он поставить мои три чемодана и шляпную коробку на тротуар, как два морских пехотинца вышли из толпы и сказали:
— Можем мы быть полезны, мэм? — Они выглядели как близнецы — стройные, высокие, подтянутые и подстриженные, как все солдаты морской пехоты, и чрезвычайно серьезные.
Это было мне по душе. Я не была девушкой, в некотором смысле, уже полгода, а всего лишь молодой фурией, выдуманной Жан-Поль Сартром; но здесь, в одно мгновение, я стала опять девушкой, способной внушить надежды корпусу морской пехоты Соединенных Штатов. С легким волнением я проговорила:
— Почему же, это очень мило с вашей стороны, но я только ищу носильщика…
— Джордж, — сказал один.
— Роджер, — сказал другой.
Никакого в этом вреда не было. Ничего из этого не могло произойти. Я шла между ними; люди улыбались нам; я сама была на подъеме, и то же происходило с ними. Молодым мужчинам, казалось, нравилось носить чемоданы для девушек, точно так же, как собакам нравится нести кость.
Но было что-то еще, как только мы вошли в здание аэропорта, гораздо более важное. Я бывала в «Айдлуайдле» много раз и всякий раз чувствовала волнение, потому что он так огромен и здесь кипит такая жизнь, снуют взад и вперед тысячи экзотичных людей и в воздухе висит покой. Множество голосов, и одно за другим звучат объявления, и дюжины самолетов взлетают каждую минуту, и сигнальные огни и стрелки-указатели — от всего этого дух захватывает. Впрочем, в прошлом я приезжала сюда просто как пассажир или в качестве провожающего. Так или иначе, время было другое. Теперь я испытывала новое и радостное возбуждение, потому что вступала глубоко во всю эту безбрежную жизнь, хотя практически никто этого пока не знал. Это был мой собственный новый мир, я выбрала его сознательно, и я волновалась, когда вступала в него.
Один из моих морских пехотинцев сказал вежливо:
— Какая авиалиния вам нужна, мэм?
— «Магна интернэшнл эйрлайнз», пожалуйста.
Другой морской пехотинец сказал:
— Вы не хотели бы, случайно, мэм, отправиться в Портленд, Мэн?
— О, я хотела бы, — сказала я. — Я очень сожалею. Я собираюсь в Спартанберг, Южная Каролина.
— Очень жаль, — сказали они. Но не дрогнули. Они проводили меня к стойке «Магна интернэшнл эйрлайнз» и погрузили мои три чемодана и шляпную картонку на весы. Я пожала им руки и сказала:
— Надеюсь, мы еще увидимся.
— Приятного путешествия, мэм, — пожелали они, и ушли вполне удовлетворенные.
Служащий за стойкой был почти такого же типа — аккуратно подстриженный и умытый, симпатичный и широкоплечий.
— Чем могу быть полезен? — спросил он.
Я открыла сумочку и протянула ему бело-красный конверт с зеленой карточкой внутри.
— Ну, ну, ну, — сказал он. — Еще одна.
Я не поняла.
— Что еще? — спросила я.
— Да, в самом деле. — Он поднял телефонную трубку, что-то таинственно проговорил в нее, подождал, положил трубку на рычаг, что-то нацарапал на моем конверте и сказал:
— Рейс двадцать один А. Ворота двенадцать.
— Благодарю вас, — сказала я. Он критически оглядел меня с ног до головы, как если бы являлся экспертом в определенной области статистики. Пять футов, семь дюймов. 36-24-34. Потом подмигнул.
— У вас все будет отлично, — заверил он. — Добро пожаловать на борт авиалайнера.
2
Самолет рейса двадцать один А должен был вылететь в два часа двадцать пять минут. В запасе было полчаса, и у ворот номер двенадцать стояло лишь несколько человек. Но по мере ожидания прибывало все больше и больше людей и росло мое удивление: как такая огромная толпа могла влезть в один самолет? Казалось, что это просто невозможно, если, конечно, он не резиновый. «Магна интернэшнл эйрлайнз», надеюсь, ты ведаешь, что творишь.
В начале третьего началась посадка. Я могла бы и догадаться об этом. Когда я подошла к воротам, маленький встревоженный дежурный, взглянув на мою зеленую карточку, коротко бросил:
— Подождите сзади, пожалуйста, с другими девушками.
Все происходило со мной так, как только и могло произойти. Я уже привыкла к этому. Я сказала:
— Какие другие девушки?
— Идите позади, — огрызнулся он. — Мы вас позовем, когда придет ваше время.
Я протиснулась в конец толпы и увидела трех девушек, которых имел в виду раздраженный маленький человек. Их нельзя было не узнать: высокие, хорошенькие, приятно одетые. Они печально таращились на меня, и я грустно уставилась на них.
— Привет, — сказала самая высокая, из них. — Ты еще одна из отвергнутых?
— Видимо, так.
— Ты собираешься в подготовительную школу в Майами? — спросила она, чтобы удостовериться в этом.
— Во всяком случае, я так думала, пока этот маленький мужчина меня не завернул.
— Мы все в одной лодке, — сказала она. — Присоединяйся к нашей банде. Я — Донна Стюарт, а это… Как ваши имена, девочки, скажите еще раз?
— Аннетт Моррис, — представилась брюнетка.
— Мэри Рут Джурдженс, — отозвалась другая, бледная невыразительная блондинка с холодными серыми глазами.
Они обе были привлекательными, но Донна Стюарт дала бы им сто очков вперед. У нее были красноватые волосы и сказочные изумрудно-зеленые глаза, да и характер у нее был приветливый и веселый.
Я назвала им свое имя. Потом я спросила:
— Знает ли кто-нибудь, что здесь происходит?
— Обычный бардак на авиалиниях, — ответила Донна. — Все перепутано. Видимо, сначала они сажают обычных пассажиров, а нас впихнут, если останется место. — Она весело засмеялась. — А если у них не хватит места, пусть им будет хуже. Я с удовольствием проведу ночь в Нью-Йорке.
— Почему? — спросила я.
— Потому что я никогда не была в Нью-Йорке, вот почему, — сказала она. — Я ведь просто деревенская девушка из Нью-Гемпшира.
Я сказала:
— Я жила в Нью-Йорке, и ты тоже можешь пожить здесь.
— Если мы застрянем здесь сегодня, — сказала Донна с милейшей улыбкой, — ты мне сможешь показать город. Ты знаешь все злачные места?
— Конечно.
Она коснулась моей руки кончиками пальцев, и с этого момента мы стали друзьями.
— Эй, девочки, — зашептала Аннетт. — Посмотрите, что это идет.
Мы посмотрели и обалдели. То, что приближалось, было девушкой, причем неотразимой. Она была просто самой красивой девушкой, какую я когда-либо видела. Ненавижу говорить подобные вещи, это слишком пошло, но в данном случае это было правдой. Ее лицо было совершенной овальной формы, кожа как фарфор, глаза у нее были, как у кошки — золотисто-карие, а волосы, иссиня-черные, блестящие, ниспадали со лба и вились по спине. Одета она была, как кинозвезда, довольно экстравагантно — в облегающее черное платье со сборками на бедрах и шляпку с фестонами из золотых листьев.
Но самое впечатляющее в ней был исходивший от нее сигнал: чисто женская чувственность.
Подойдя к нам, она театрально взмахнула рукой и сказала:
— Привет. Вы ждете самолет, чтобы лететь в Майами, в школу по подготовке, да?