— Извини меня.
— Я рада, что ты просишь прощения, Рой.
Он сказал:
— Я думал, что ясно все тебе объяснил. Я думал, что ты поняла.
— Что, Рой, дорогой?
— Невозможность для меня иметь отношения с девушкой, которая проходит подготовку в школе.
— Я помню, Рой. Ты сказал мне это. Я спрашивала тебя, возможны ли у нас какие-либо отношения, но ты никогда толком не объяснил этого. Сможешь ли ты иметь со мной отношения, когда я получу диплом?
Он ответил очень резким, хриплым голосом:
— Арни Гаррисон знает, что я люблю тебя.
— Ох! Я весьма рада, что ты сказал ему об этом до того, как сказал об этом мне.
Он ударил рукой по столу: хлоп!
— Успокойся! Прекратишь ли ты острить по моему адресу?
— Но действительно я восхищена тем, что мистер Гаррисон первым узнал об этом. Я не могла бы быть более счастливой.
— Вся школа знает об этом, — сказал он с отчаянием. — Все в мире знают!
— Как восхитительно. Ты напечатал это в «Майами гералд» или где-либо еще?
— Обо всех целях и намерениях, — продолжил он. Он смотрел на меня по-настоящему разозлившись. — Это было написано у меня на лице, когда я встретил тебя на прошлой неделе на играх джей-элэй, вот и все. Арни Гаррисон, Кэролайн Гаррисон, Пег Узбли, черт побери, они не могли не заметить этого. Арни сказал, это было самое смешное зрелище, которое он когда-либо видел за всю свою жизнь. Он сказал, что я сидел там весь вечер и светил, как луна, тебе в затылок. И потом, когда ты сказала мне позже… — Он остановился, снял свои роговые очки и сильно подышал на них.
Я сказала ослабевшим голосом:
— И мисс Уэбли догадалась?
— Будь уверена в этом.
— Она расстроена?
— Почему она должна расстроиться?
— Я думала, может…
— Настало время, когда ты, может быть, перестанешь думать. Она скоро выходит замуж за одного из наших пилотов. Если ты действительно хочешь знать факты, то я ужинал с ней пару дней назад, и она провела эти три часа, расточая тебе похвалы.
— Ох, Рой. — Я начала плакать.
Он снова надел очки и протянул мне свежевыстиранный носовой платок. Как опытный эксперт, он наверняка знал, что я собираюсь пролить одну или две слезы во время этого свидания.
— Возьми, — сказал он.
— Спасибо. — Я промокнула глаза и высморкала нос.
Он сказал:
— Арни обещал оставить тебя здесь, в Майами, после получения диплома. Это стало бы для тебя авиабазой. Он не упомянул мне об этом до последней ночи. Он только что приходил перед тобой и подтвердил это, так что и я… — Его очки снова мешали ему. Он снял их и зловеще поглядел на них. — Мы не были бы разъединены. Это очень важно.
Я встала, не говоря ни слова, и двинулась в туалетную комнату. Я там проплакала около десяти минут.
Он сказал, как только я возвратилась:
— Сегодня вечером я ужинаю с руководителем тренировочных полетов. Я не могу избежать этого. И не смогу возвратиться не слишком поздно. Могу ли я вместе с тобой завтра пойти на ленч?
— Да, Рой.
— Мы встретимся завтра здесь в восемь тридцать?
Я сказала:
— Рой, не слишком ли это рано для ленча?
— Мы можем начать с завтрака.
— Да, Рой.
— Потом мы можем поехать куда-нибудь, чтобы побыть одним. Именно об этом я собирался тебе сказать. Я старался преодолеть стремление к тебе, но не мог, я должен был увидеть тебя. Но ты позвонила первая.
Я сказала:
— Рой, я готова была перерезать себе горло.
— После того как ты в следующую пятницу получишь диплом, мы можем… — Он посмотрел на меня.
— Что мы можем?
— Сделать это официально.
— Что это означает, Рой, сделать это официально? Рассказать миссис Монтгомери?
— Устроить помолвку, — сказал он. — Обвенчаться. Что-то вроде этого. Как ты скажешь.
— О Боже.
Он потянулся через стол, я сделала то же, и наши руки встретились.
Я сказала:
— Это идиотский вопрос, но ответь: я могу позвонить тебе, дорогой, в промежутке между сегодняшним днем и до следующей пятницы? Это страшно важно. Я никому, дорогой, прежде не звонила.
— Не из классной комнаты, — ответил он. — Ты должна быть благоразумной. В следующий вторник я все скажу в твоем классе, и это могло бы выглядеть… — Его рука стала очень тяжелой и твердой. Он сказал: — Я схожу с ума от тебя. Ты знаешь это? Я слеп и глуп и без ума от тебя.
— Это все электричество, — сказала я.
— Электричество?
— Да. Миллион вольт.
— Нет. Что касается меня, то это адреналин.
— Я даже не знаю, что такое адреналин. Рой. Это не то, что делает тебя холодным?
— Мы разберемся в этом завтра, — сказал он. — Сейчас я должен идти.
— Сейчас?
— Да. У меня ужин с руководителем тренировочных полетов. Я уже сказал тебе.
— Я помню. — Слезы хлынули из моих дурацких глаз. — Рой, ты должен идти? Ты должен? — Но прежде чем он ответил, я сказала: — Прекрасно. Иди. Иди. Черт побери, я не стану между тобой и твоим долгом. — Я снова высморкалась в его носовой платок и вытерла поток слез. — Извини меня, я так страдаю от своей глупости, Рой. Это ужасно, все это. Едва я успела вонзить свои когти в тебя, как ты собираешься меня оставить для кого-то еще.
Он сказал:
— Не заставляй меня страдать еще больше.
— Прекрасно, дорогой. Все в порядке.
— Что ты планируешь на вечер?
— Планирую! — закричала я. — Кто планирует? Ты сумасшедший? Все, чего я хочу, это любви, и все, что я получаю, это крохи и обещания…
Он выглядел совершенно несчастным.
Я сказала:
— Пожалуй, пойду и похороню себя в кино. Не беспокойся обо мне, Рой. У меня будет масса веселья.
— Только помни о том, что я тебе сказал.
— О руководителе тренировочных полетов?
— Нет. О том, что я люблю тебя всем моим сердцем.
— О, дорогой…
— И, — сказал он, — будь подальше от офицеров военно-воздушных сил. Понимаешь?
— Рой! Ты становишься ревнивым в последнюю неделю? Это так?
— Я хотел задушить парня голыми руками.
— Вот это да!
Он сказал мрачно:
— Это самая подходящая реакция для человека моей профессии.
— О Боже, ты ревнуешь! Как прекрасно!
Это было странно, потому что я всегда презирала ревность как самое отвратительное чувство. Теперь я приветствовала ее. Чаша моего счастья переполнилась.
Мы едва дотронулись до нашего кофе, но он должен был уплатить за все. Мы вышли, шагая рядом друг с другом, и я внезапно заметила, что кафе наполнено мужчинами, женщинами и детьми с пуделями, а у кого-то был даже персидский голубой кот на желтом кожаном ремешке. Странно: ведь когда мы с Роем разговаривали, вокруг нас на милю не было ни единой души. Это кафе, как я поняла, не было лучшим местом для любовной сцены, и это должно было в известной мере стеснять такого человека, как Рой. Я знала, когда ты наконец преуспела в своей назойливости и вырвала у мужчины признание в любви к тебе, что-то большее, чем несколько тщательно отобранных слов, должно последовать за этим; но Рой не мог отправиться в город в «Салон Фрагонара», слишком много было ожидать от него, чтобы он впал в неистовую страсть и принялся срывать с меня блузку и т. д. Помимо всего, у него была страшно ответственная работа в «Магна интернэшнл эйрлайнз», и когда мужчина имеет такую страшно ответственную и важную работу, то он должен охранять свою репутацию. Это любому ежику понятно.
Выходя из кафе, он сказал:
— Я покидаю тебя здесь. Извини меня. Но я обязан это сделать. О'кей?
— О'кей, дорогой. Но уходи побыстрее.
Я попыталась повернуться к нему спиной, когда он оставлял меня, но не смогла. Я стояла и смотрела на его прекрасное сильное тело, на его легкую походку, пока он шел к одному из лифтов, и наконец он исчез. Тогда я двинулась через вестибюль, чувствуя, что поток слез наполнял мой живот и едва не затопил меня всю, и я побежала в туалетную комнату — в «Шалеруа» их было полно — и плакала, пока мне не стало легче. Тогда я снова вышла в вестибюль и встретила Сюзанну, блондинку, которая должна была отрезать свой «конский хвост». Она разглядывала витрину ювелирной лавочки, представлявшей в миниатюре магазин Тиффани, где Люк Лукас купил для Джурди золотой браслет и, похоже, обручальное кольцо тоже.