— О'кей, — произнес он. — Что скажете, миссис Монтгомери?
— Я тоже нахожу вашу подготовку превосходной, мисс Томпсон, — заговорила она неспешно. — Ваше знание языков, ваша личность, ваша подготовка необычны. У вас очень приятная улыбка, которая, без сомнения, обрадует многих наших пассажиров. Но я должна заметить вам: всякий может улыбаться. Эта работа предполагает гораздо большее. Это больше, чем просто прогуливаться взад и вперед по самолету и эффектно выглядеть.
Я была сбита с толку ее торжественным тоном.
— Моя дорогая, — продолжала она, — я восхищаюсь вашей страстью к книгам, я также могу симпатизировать вашему желанию удалиться от толпы. Конечно, мы все должны иногда побыть в одиночестве. Но… — Я вздрогнула. — Но, мисс Томпсон, мы все должны учить новые дисциплины. Только так мы растем. Так мы развиваемся и обогащаем себя. Если вы поступите к нам, вы редко будете одна. Вам придется работать в самолетах с пассажирами, которые в некоторых случаях будут в полной зависимости от вас. И это самая сложная дисциплина, которую вы должны выучить, — давать, давать, давать свободно и без остатка. Не думать о себе. Забыть себя и существовать только для других: — Я не знала, что сказать. Она улыбнулась. Неожиданно она стала хорошенькой, когда улыбалась. — Я вас испугала?
— Нет, мэм. — Но я лгала.
Она встала и подошла ко мне, протянула руку.
— Я с интересом буду следить за вашими успехами, — сказала она.
— И я тоже, — присоединился мистер Гаррисон.
Они были бы потрясены моими успехами, узнав, что мой сосед предложил мне сигарету и я ее приняла. В моей голове промелькнула вся беседа, все, что говорил мистер Гаррисон, и те звучные слова миссис Монтгомери, и в ту долю секунды я подумала: «О'кей, Томпсон, вот твой большой шанс. Забудь себя, забудь, что ты стеснительная женщина из Гринича, Коннектикут, иди на твое новое дело гейши-девушки, попробуй, что почем».
Ну, давай, это действовало, как чудо. Я оказалась прекрасной гейшей, я чуть ли не начала сюсюкать.
— Спасибо, — сказала я, взяв сигарету.
— Пожалуйста, — сказал он.
— Спасибо, — сказала я, когда прикуривала сигарету от его золотой зажигалки.
— Пожалуйста, — сказал он.
Я подождала немного, чтобы посмотреть, что последует дальше. Но ничего не последовало. Язык кота ограничен. Тогда я ободряюще ему улыбнулась и спросила:
— Вы летите в Майами?
Вопрос был дьявольски тонким. Самолет летел прямо в Майами, без посадок. Но именно таким образом мы, гейши, и начинаем раскручивать дело. Симпатичная легкая подача, которую парень не может пропустить, даже если у него завязаны глаза.
— Да, — подтвердил он обрадовано. — Именно так. Майами.
— Ага. Я тоже в Майами.
— Да? — Он, казалось, споткнулся на этом. Он не знал, что говорить дальше. Я постаралась помочь ему.
— Я никогда раньше не была в Майами.
— Вы раньше не были?
Ну, парень, мы забуксовали.
— Я слышала, это сказочное место, — сказала я. — Великолепные отели, пальмы, солнце.
— Да.
— Что, там действительно так прекрасно, как говорят?
— Ну да, что-то вроде. — Мой спутник разговорился. — Где вы остановитесь?
— Дайте я посмотрю. — Я порылась в сумочке и достала письмо, которое прислал мне мистер Гаррисон, подтверждая мое принятие и указывая, когда и куда я должна ехать. — Вот. Отель «Шалеруа».
— «Шалеруа»? — Он произнес это на американский манер: «Чалерой». — Что ж, это славный, очень приятный отель. Не новый, замечу вам. Построен два-три года назад. Пусть это вас не беспокоит. Он действительно удобен. Между прочим, Максвелл Куртене — мой старый друг. Хороший парень. Максвелл.
— Он управляющий отелем?
— Да. — Он доверительно наклонился ко мне. — Вот что я вам скажу. Меня зовут Нат Брангуин. Когда вы будете регистрироваться в «Шалеруа», скажите Максвеллу, что знаете меня. Он сделает все, чтобы вам было удобно.
— Что же, спасибо.
Он слегка покраснел.
— Я бываю в «Шалеруа» каждый день. Я, должно быть, увижусь с вами, а?
— Ну, надеюсь, мистер Брангуин.
— Там хороший бар, «Сувенир-бар». Мы могли бы выпить.
— Что ж, спасибо. — Но все это подтверждало мое правило — если у вас нет профессиональной причины так поступать, никогда не принимайте безобидную сигарету от незнакомца. Я знала мистера Брангуина две минуты, и вот, пожалуйста, он строил далеко идущие планы на будущее.
Он становился все румянее.
— Как насчет сегодняшнего вечера?
— Простите, — сказала я. — Сегодня не получится. — И я начала объяснять, что в Майами буду учиться в школе стюардесс международной авиакомпании, и сегодня вечером будет проверка, и я должна быть на месте. Почему нет? Если он ежедневно бывает в «Шалеруа», он сам скоро все узнает.
— Это правда? — спросил он удивленно. — Вы собираетесь учиться на стюардессу?
— Да.
— И вы будете жить в «Шалеруа»? — Да.
Я не могла понять, почему он удивляется и недоуменно моргает красивыми голубыми глазами.
— Но почему «Шалеруа»?
— Что вас удивляет? Я полагаю, что там будут жить все девушки, с которыми я буду учиться.
— Так, значит, будет целая группа?
Я не могла понять его реакции.
— По крайней мере, — сказала я, — на этом самолете летят еще четыре девушки.
Он широко улыбался:
— Я понял.
— Что вы поняли?
— Максвелла. Я знаю, что он замышляет. Он сдал в аренду авиакомпании четырнадцатый этаж.
— Это что, забавно?
— Дело вот в чем, — сказал он мягко. — Четырнадцатый этаж — это на самом деле тринадцатый этаж. Посчитать снизу, это так и есть. Тринадцатый этаж. Но никто не хочет спать на тринадцатом этаже, потому что это несчастливое число. Понятно?
— Да. — Это доходило, как слабое мерцание.
— Таким образом, вместо того чтобы ставить номер тринадцатого этажа, они пометили его четырнадцатым этажом. Но все знают, что в действительности это тринадцатый, и не будут ни за что на свете спать на этом этаже. Понятно теперь?
— Да.
— Максвелл таким образом решил свою проблему. Он избавляется от этажа через авиакомпанию, сдавая его группе стюардесс, и умывает руки. Это гениальный ход. Он отобьется от них.
— Отобьется от нас?
— Нет, от парней.
— Каких парней?
— Мисс, — сказал он с упреком, как будто я вела себя слишком жеманно.
— Меня зовут Кэрол Томпсон, — сказала я. — Какие парни?
— Вы знаете. Любой одинокий парень с побережья. Не считая всех женатых парней, которые думают, что им не мешало бы слегка расслабиться вдали от дома.
— Мистер Брангуин, своим заявлением вы чуточку снижаете приятное впечатление.
Он заерзал на кресле.
— Поверьте, я не хотел, чтобы это так прозвучало.
Одна из стюардесс прервала нас мягким голосом:
— Простите, мы сейчас предлагаем бесплатные напитки. Может быть, вы хотите чего-нибудь, мистер Брангуин?
— Обязательно. Бурбон и немного воды. А вы, мисс Томпсон?
— Нет, спасибо, — ответила я.
— Давайте, может быть, мартини?
— Нет-нет, не надо, прошу вас.
— Принесите мартини молодой леди, — сказал он.
Стюардесса сказала очень спокойно:
— Мне жаль, сэр, но мисс Томпсон летит как особый пассажир и мне запрещено подавать ей бесплатные напитки.
Он возмутился:
— Почему нет? Она такой же человек, как любой другой.
— Правда, я не хочу пить. Честно, я не хочу, — сказала я.
Стюардесса улыбнулась. Это была для нее неловкая ситуация, и я очень сожалела, что так произошло. Люди могут причинять подобные неприятности из самых лучших побуждений. Они спорят и спорят, защищая ваши права на жизнь, свободу и поиски счастья, но все, чего они добиваются, это возмущение общественного спокойствия.
— Не понимаю, — сказал мистер Брангуин. — Какой ущерб может произойти, если вам принесут просто маленькую рюмочку мартини? Вы думаете, авиакомпания разорится?
— Таково правило, вот и все, — сказала я. — Правило есть правило.
— Да. Но если правило есть правило, тогда оно должно быть разумным.
Он мне нравился. Я не хотела, чтобы он мне нравился, но в нем было что-то привлекательное. Он был эдаким худощавым, резковатым и живым. Он, конечно, не хирург, возможно, что и не дантист, — Бог знает, кто он, и он не красноречив, как сэр Лоренс Оливье, но он определенно симпатичен…