Он тихо зарычал, отталкивая девушку, и малефика отпрыгнула в сторону, скользя по снегу подошвами.
— Почему тебе так нгавится бесить меня?
— Бесить? Я думала, мы флиртуем.
Удар, удар. Звон блока, вибрацией отдающийся в руку. Чонса устала: отвлекла Джоланта взмахом руки, сделала подножку и уронила в сугроб.
— Это нечестно! — сказал он, игнорируя протянутую ладонь, и выбрался сам.
— Это бой. Тут нет правил.
Колючка посмотрел на неё какое-то время и вытер мокрое от пота лицо. Чонса поддела самым кончиком меча снег и подкинула вверх. Здесь он был более рыхлый, чем на болотистом западе, и поднялся сонмом снежинок, и красиво закружился в иссиня-черном воздухе.
— Давно ты тренируешься? Выглядишь уставшим.
Юноша немного помялся с ответом, но не нашел тот, что поострее, и в итоге просто вздохнул:
— Пагу часов? Не знаю. Бгок отпгавился на встгечу с Его Святейшеством, так что мне нечем заняться.
— Прелатом? Тито прибыл? — Чонса сжала зубы и продолжила ковыряться в сугробе, не поднимая голову. Не хватало, чтобы он увидел в её глазах то, что ему знать не следует. — Вот так новость. Путь от Канноне неблизкий.
Джо спрятал меч в стойку и набросил свой плащ.
— Он гедко покидает Канноне, да? — задумчиво протянул он. Джо свел к переносице брови и прикусил губу. Чтобы не спугнуть настрой ключника, Чонса подобралась к нему осторожно, как к дикому зверю.
— О чем думаешь, Колючка?
— Не нгавится мне это. Нас бгосают с места на место, синод явно тгевожится, а Шогское пегемигие подходит к концу. Чёгное безумие, из-за котогого тепегь мы потегяли запад, ведь единственного гебенка ландгафа спятившая мамаша скинула с башни, а пока пгидет наместник…
Чонсу как-то резко перестал забавлять гундосый прононс ключника. Он говорил мрачные вещи, которые малефика уже слышала из уст наставника: какая-то дрянь на востоке, странные знамения… Тогда она не обратила на это внимание, но сейчас почувствовала, как в животе холодеет.
— Думаешь, будет война?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Но что-то будет. Я чувствую это.
— Странно. Я ничего не чувствую, — имея в виду свои способности, попыталась успокоить ключника девушка, но он только бросил на неё колючий взгляд, не веря мягкости в её скрипучем голосе.
— Будет хогошо, если я ошибаюсь, Ищейка. Мне бы очень этого хотелось.
Они какое-то время тихо стояли, после чего парень молча развернулся и побрел прочь.
Чонса была бы не Чонсой, если бы не крикнула ему в спину:
— А поцелуй на ночь?
В ответ он вскинул руку, показывая ей средний палец.
Лучше бы она не засыпала. Нужно было бродить в саду и теплицах, перетирая в руках благоухающие травы, а не пробираться обратно в келью, укрываться мешковиной и устраивать руку под головой.
Она была Дебби. Бежала, падала и боялась. Волочила за маленькую ручку свою дочь, спасала её от ужасной участи. Бежала так быстро, что зимний воздух резал её грудь пригоршней проглоченных иголок. Споткнулась, подняла голову и увидела перед собой истекающую голодной пеной пасть белой волчицы. Рядом с ней крутился старый вожак стаи, это он загнал свою добычу и ему предстояло сделать победный прыжок, но волчица поймала его в полете, впилась в свалявшуюся шерсть на горле, рванула в сторону. Животный визг был так похож на человеческий, что Дебби попятилась, упала в мокрый снег и поползла назад. Бежать! Ей нужно бежать, но она не могла двинуться с места.
Волчица запела, и это было самым прекрасным, что мог породить наш мир. В вое звучало обещание перемен, волчьего закона, силы, способной сокрушить миры до основания, обещание построить на руинах новое будущее, прекрасный будущее, и оно так близко, стоит только протянуть руку.
И Дебби делает это. Щелчок острых зубов перемалывает кости и разрезает небо пополам — вой превращается в земельный гул, сокрушающий основы Вселенной. Многозубая бездна за спиной волчицы смеется шакальими голосами, вскидывает острые морды и лакает кровавый дождь.
Дебби проснулась с воплем, и только холодная рука на лице вернула ей память о Чонсе.
— Дурной сон? — спросил Феликс, перебирая пальцами по её татуированному лбу.
Нет. Ей не было страшно.
Всё её существо сотрясалось в благоговении, и щеки оказались влажными от слез счастья.
— Я пришел сюда сказать, что девочка справилась.
Чонса тут же вскинула голову, села и резко провела руками по лицу, стирая следы сна.
— Справилась? Что это значит?
Феликс потеснил её ноги, садясь на кровать. Она заметила, что его длинное одеяние мокрое до пояса, и испытала странное чувство между волнением за его здоровье и страхом перед произошедшим. Её девочку пытались утопить в той белой купели, где пахнет мелом и ракушечником, а кости на дне янтарные от старости.