сверкнули зубы. Он приготовил мне подарок и никак не мог дождаться, когда
я открою коробочку.
«Какое же его ждет разочарование!» — подумал я, забрасывая сеть. Она
взлетела высоко, закрыв полнеба, потом плюхнулась на поверхность воды и
23
начала погружаться. Я обмотал бечеву вокруг запястья и уселся, приготовившись к долгому ожиданию.
Но ждать не пришлось. Провисшая бечева вдруг рывком натянулась, чуть
не выдернув меня за борт. Упершись ногами в борт лодки, я стал звать
подмогу. Иоанн и Иисус кинулись ко мне.
Мы вытащили сеть как раз перед тем, как она начала рваться. Никогда не
видел такого богатого улова. Словно в лодку высыпали груду камней. Нас
стало заливать волной. Иоанн крикнул рыбакам на второй лодке, чтобы
пришли нам на помощь.
Вот это было зрелище: четыре рыбака в двух лодках, ногами по колено в
рыбе, и один плотник сидит у нас на корме, наслаждаясь всей этой суматохой.
Тогда я понял, Кто Он. И тогда же я понял, кто я, — я один из тех, кто
указывает Богу, что Он сможет сделать, а что не сможет!
— Оставь меня, Господи, я человек грешный, — больше мне нечего было
сказать.
Не знаю, что Он во мне нашел, но Он меня не оставил. Может, Он подумал, что раз уж я не помешал Ему учить меня ловить рыбу, не помешаю Ему учить
меня жить.
Подобные зрелища за следующую пару лет я видел много раз — на
кладбищах с умершими, на холмах с проголодавшимися, в бушующем море с
испугавшимися, на обочинах дорог с недужными. Участники менялись, но суть
была все та же. Когда мы сказали бы: «Никто такого не сделает», Он говорил:
«Я сделаю». Потом сомневавшиеся не знали, что делать со своим
благословением. А Тот, Кто его дает, наслаждался сюрпризом.
* * *
«...Сила Моя совершается в немощи...»3
Бог произнес эти слова. Павел их записал. Бог сказал, что Его больше привлекают
пустые сосуды, чем сильные мышцы. Павлом это доказано.
До встречи с Христом Павел был для фарисеев чем-то вроде героя. Можно
сказать, это был их Уайт Эрп3. Он тоже охранял закон и порядок — вернее, чтил Закон
и наводил порядок. Добропорядочные еврейские мамочки считали его образцом
добропорядочного еврейского мальчика. Ему отводили почетное место на
еженедельных ланчах иерусалимского «Клуба львов». Па столе он держал сувениры
от издания «Кто есть кто в иудаизме», а на выпускном курсе ему присудили знание
«Мистер самый высокий шанс преуспеть в жизни». Он быстро утвердился в качестве
наиболее вероятного преемника своего учителя Гамалиила.
Если существует такая вещь, как религиозное везение, у Павла оно было. То был
духовный миллиардер, родившийся одной ногой на небесах, и он это знал:
...Хотя я могу надеяться и на плоть. Если кто другой думает надеяться на
плоть, то более я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена
3 Уайатт Эрп (1848-1929) — американский пионер, стрелок и страж порядка. — Примеч. пер.
24
Вениаминова, Еврей от Евреев, по учению — фарисей, по ревности —
гонитель Церкви Божией, по правде законной — непорочный4.
Этот юный фанатик с голубой кровью и неистовым взглядом был одержим идеей
сохранить Царство в чистоте — что означало уберечь его от христиан. Он, словно
главнокомандующий, маршем проходил по городам и весям, требуя, чтобы впавшие
в ренегатство иудеи целовали флаг отчизны или навек распрощались со своими
семьями и надеждами.
Однако всему этому пришел конец. На обочине большой дороги. Вооружившись
кипой судебных повесток и наручниками, Павел в сопровождении народной милиции
направлялся со своей короткой, но неоспоримой проповедью в Дамаск. И тут кто-то
включил все юпитеры, а Павел услышал голос.
Когда он понял, Кому принадлежит этот голос, челюсть у него отвисла до земли, да и сам он не удержался на ногах. Он приготовился к худшему. Он понимал, что для
него все кончено. Он уже почувствовал петлю у себя на шее. В нос ударил запах
цветов его похоронного венка. Он молился, чтобы смерть была быстрой и
безболезненной.
Но дождался он только молчания и начала новой, полной сюрпризов жизни.
Ошеломленный и растерянный, он опомнился в какой-то съемной комнате. Бог
продержал его в ней несколько дней с такой густой пеленой на глазах, что разглядеть
хоть что-то он мог лишь внутри себя. И то, что он видел, ему не нравилось.