пробуждения увижу только тьму.
Он всегда есть.
И этого достаточно.
Блаженны кроткие...
Глава 7
ПРОСЛАВЛЕННОЕ В
ОБЫДЕННОМ
Есть слово, описывающее ночь, в которую Он пришел, — «обычная».
Небо было самым обычным. Случайный порыв ветра ерошил листву и нагонял
волну холода. Звезды бриллиантами сверкали на черном бархате небосвода.
Флотилии облаков проплывали, загораживая луну.
Это была красивая ночь — стоящая того, чтобы полюбоваться на нее из окна
спальни — но, в сущности, ничем особенно не выделяющаяся. Никаких причин для
восторгов. Ничего, что могло бы лишить кого-то сна. Обычная ночь и привычное небо.
Овцы были самые обычные. Одни пожирнее. Другие тощие. У одних брюхо
бочкой. У других ноги кривые. Обычные животные. Без золотого руна. Полный ноль
для истории. Никаких медалей чемпионов породы. Просто овцы как овцы —
бесформенные сонные силуэты на склоне холма.
И пастухи. Деревенщина деревенщиной. У таких, наверное, и одежды-то другой
нет, кроме той, что на них. Сами пахнут, как овцы, и такие же заросшие.
Они добросовестно собирались провести всю ночь со своими стадами. Но их
посохи не найдешь в музеях, а их мемуары — в библиотеках. Никто не
консультировался с ними по вопросам социальной политики или толкования Торы.
Безымянные и безвестные.
35
Обыкновенная ночь с банальными овцами и заурядными пастухами. И если бы не
Бог, так любящий ставить знак высшей пробы на самом простом, она бы прошла
незаметно для всех. О тех овцах все позабыли бы, а пастухи спокойно продрыхли бы
ночь напролет.
Но Бог приглашает нас на танец среди всего самого обыденного. И в тот раз этим
танцем стал вальс.
Темное небо озарилось сиянием. Неясные кроны деревьев отчетливо
высветились. Безмолвные прежде овцы дружно исполнили ораторию удивленного
ожидания. Беспробудно спавшие пастухи протерли глаза и посмотрели в лицо
пришельца.
Ночь больше не была обыкновенной.
Ангел Божий сошел ночью, потому что в это время свет заметней всего и больше
всего нужен. Бог сошел в обыденность по той же самой причине.
Самые могущественные Его средства одновременно и самые простые.
* * *
Вспомним о посохе Моисея1. В эту пору своей жизни Моисей пробыл пастухом
столь же долго, сколько пробыл царевичем, и начал уже ко всему привыкать. Пасти
овец не так интересно, как жить при дворе царя Египта, но и здесь встречаются свои
особенные минуты. В частности, та минута, когда Бог заговорил с ним из куста, горящего огнем, но не сгорающего. Бог объявил, что хочет, чтобы Моисей избавил
израильтян от египетского рабства. Моисей не был уверен, что он — самый
подходящий человек для такого дела. Бог сказал, что здесь не имеет значения, каков
сам Моисей, главное — какой у него Бог. И Бог начал это показывать.
— Моисей, — воззвал голос из куста, — брось на землю свой посох.
Моисею, который ходил по горам уже сорок лет, такая перспектива не слишком
понравилась.
— Боже, Ты, конечно, знаешь все обо всем, но, может быть, Ты забыл, что тут у
нас, ну... особенно-то не походишь, если бросишь свой посох на землю. Никогда ведь
не угадаешь...
— Брось его, Моисей.
Моисей бросил посох на землю. Посох превратился в змею, и Моисей кинулся
бежать.
— Моисей!
Старый пастух остановился.
— Подними змею.
Моисей поглядел через плечо, сначала на змею, потом на куст, и решился на
самый дерзкий ответ, какой только смог придумать:
— Что-что?
— Подними змею... за хвост. (Наверняка в этот момент Бог улыбался.)
— Боже, я ведь и не думаю спорить. Я только хочу сказать, что Ты, конечно, знаешь все обо всем, но мы тут у себя в пустыне, ну... не слишком часто поднимаем с
земли змей, а за хвост их вообще никогда не поднимаем.
— Моисей!
— Есть, сэр.
36
Едва рука Моисея коснулась извивающегося хвоста, как змея окаменела. И
Моисей поднял свой посох. Тот же посох он будет поднимать во дворце фараона. Тот
же посох он будет поднимать, чтобы разделить воды Чермного моря и повести два
миллиона человек через пустыню. Этот посох будет напоминать Моисею, что Бог, коль скоро Он силен превратить палку в змею, а ту — обратно в палку, наверное, может что-то сделать и для Своего народа, упорного и жестоковыйного.