3
Самое интересное в любом полёте, будь то полёт на ракете, на самолёте, на флаере, дельтоплане или воздушном шаре — взлёт и посадка. Тот первый шаг, за которым следует качественное изменение: вот вы ещё здесь, а через мгновение уже перешли в совершенно новое состояние. И последний, когда из режима «ещё в пути» вы в один миг оказываетесь «уже в пункте назначения».
Космический лифт в этом плане ничем не отличается от остальных видов транспорта. Вот вы сидите пристёгнутыми в кресле, слушаете переговоры лифтёра с диспетчерской на Земле и диспетчерской на Апофисе, время от времени выхватывая из них любопытные детали вроде полной массы кабины (восемьсот тысяч триста два килограмма). В иллюминаторе занимается рассвет, а за частично стеклянным полом виднеется скучное бетонное покрытие с мощными пружинами амортизаторов. Вот идёт обратный отсчёт, во время которого кабина готовится к рывку вверх, а системы Апофиса — к тому, чтобы неосязаемо для человека изменять тягу ионных двигателей, компенсируя еле заметное воздействие кабины на канат и на сам Апофис. Вот единица на табло сменяется нулём, и вас ощутимо, но не слишком сильно, вдавливает в кресло. И вот, наконец, кабина бесшумно взмывает ввысь, оставляя внизу бетонный приямок с амортизаторами и всем комплексом первого уровня космолифта, оставляя первые десятки метров толстого и неимоверно прочного каната, оставляя за собой Бонтанг, оставляя за собой целую планету. А рассвет в восточном иллюминаторе начинает идти чуть быстрее, чем для всех, кто остался внизу.
Поначалу Глеб не смог бы сказать, кто взлетает быстрее — самолёт или кабина клифта. Но через пару минут сомнений уже не оставалось: кабина поднималась со скоростью сто двадцать метров в секунду и выигрывала это гипотетическое соревнование вчистую. С тем же ускорением им предстояло взбираться ещё тринадцать минут, после чего разгон прекратится, и тогда можно будет вставать с кресел.
И взрослые, и дети не отрывались от иллюминаторов. За первые же минуты пути им открылись необъятные просторы — мелкие острова и океан, подёрнутые белой пеленой облаков. Затем горизонт стал зримым, поверхность планеты приняла очевидную кривизну. Самые маленькие острова один за другим пропадали из вида, зато громадные Калимантан и Сулавеси вышли на передний план. Ещё через несколько минут в восточном иллюминаторе взгляд мог охватить огромное пространство от Папуа до Филиппин, в южном — от Восточного Тимора до острова Бали, а в северном виднелись лишь океан да граница дня и ночи — терминатор. Для того, чтобы взглянуть в западный, пришлось бы встать с кресла и перейти во второй отсек, но смысла в этом не было — с той стороны ещё не рассвело.
Глеб то и дело сверял вид на планету с картой, которую рисовал ему квантик. Разница между ней и реальностью была существенной — главным образом, из-за облаков.
— А где же Бонтанг? — вдруг спросила Валя, взглянув в нижний иллюминатор. — Ну, ничего себе!
Из всего сделанного человеком там был виден только уходящий вдаль канат. Остров Калимантан сжался, скукожился, а комплекс первого уровня космолифта, ещё недавно столь величественный и невольно внушающий уважение, совершенно пропал из вида. В утренних лучах солнца на восточной стороне гигантского острова виднелась только зелень джунглей, а западная по-прежнему оставалась в тени. Казалось, за какие-нибудь десять минут и само человечество, и все его достижения безвозвратно канули в Лету.
— Смотрите, звёзды! — воскликнула Лиз.
Глеб уставился в иллюминатор на потолке. Синева неба незаметно исчезла, мальчик увидел за стеклом бездонную чёрную пропасть, в которой горели далёкие яркие точки. На Земле в солнечном свете увидеть звёзды невозможно, вспомнил он. Из-за атмосферы.
Словно отвечая на его мысли, мама задумчиво произнесла:
— Мы уже в космосе.
— Поздравляю! — воскликнул Джон и захлопал в ладоши.
Остальные тотчас к нему присоединились. Раздались радостные возгласы, все заулыбались и разом заговорили. Казалось, бурное веселье не разделяет только седьмой пассажир: Ерошка сидел на коленях у Вали и озадаченно смотрел на этих странных людей. Ведь с его точки зрения не происходило совсем ничего удивительного.
За пятнадцать минут подъёма кабина достигла высоты добрых пятисот километров, оставив большинство околоземных спутников далеко позади. Дополнительная сила, которая прижимала пассажиров к креслам, внезапно исчезла, оставив за собой приятную лёгкость. Разгон прекратился, началась вторая стадия подъёма. С достигнутой к этому моменту скоростью двигаться предстояло ещё почти десять часов. Путешествие обещало быть долгим.