Я отвел взгляд от его лица и стал смотреть в стену за спиной молодого человека, потому что понимал: если продолжу смотреть на него, он может прочесть в моих глазах боль и обиду.
Если до сего момента у меня еще оставались какие-то сомнения, теперь они окончательно испарились, сменившись горькой, обжигающей уверенностью.
Он сказал, что Сефиза принадлежит ему.
Не мне, а ему.
В этой жизни она никогда не была моей, ни на миг.
Ее почти-прощение, головокружительные поцелуи, ее произнесенные шепотом обещания – все это было ложью.
Все это привело меня сюда, в тюрьму, где я, вероятно, окончу свои дни после долгих и изощренных пыток.
Я мог бы смириться, если бы не испытывал это темное, ядовитое чувство ревности, этот горький, не исчезающий вкус на языке. В конце концов, что еще могут мне сделать эти люди после тех мучительных изменений, которые ежедневно претерпевал мой организм до сих пор?
– Ты у меня заговоришь, слышишь? – прорычал Хальфдан, снова меня встряхивая.
Неужели он действительно ждет, что я стану сотрудничать и дам ему ответы на интересующие его вопросы, если очевидно, что я от этого ровным счетом ничего не выиграю?
Я не понимал, что он хочет услышать. В любом случае я ни за что не признался бы Хальфдану, почему Сефиза так для меня важна. Я не собирался рассказывать ему, как эта девушка использовала нашу с ней связь, попеременно пуская в ход яростную искренность и коварный обман, настоящий гнев и фальшивую нежность, и в итоге совершенно меня запутала и привела прямиком в расставленную ловушку.
– По какой неведомой причине Сефиза так странно себя ведет с тех пор, как я пришел в себя? – спросил Хальфдан, растерянно моргая. – Почему она не хочет, чтобы тебе причиняли вред? Проклятие, да что ты с ней сделал?!
На этот раз я не сдержался и озадаченно сдвинул брови.
Однако хорошенько обдумать последние слова молодого человека я не успел. Хальфдан вдруг потерял терпение и, продолжая держать меня за волосы, вскинул свободную руку. Потом он ударил меня по лицу кулаком, и костяшки его пальцев с силой врезались мне в лицо.
Скулу больно обожгло, я выдохнул, готовясь к новым ударам.
Между тем Хальфдан отпрянул, глаза его расширились: он понял, какую ошибку совершил. Молодой человек резко выпустил меня и поспешно натянул защитную маску.
Затем он снова повернулся ко мне и угрожающе занес кулак.
– Поверь, я заставлю тебя открыть рот, кусок дерьма!
Я скользнул по нему равнодушным взглядом, решив и впредь придерживаться линии поведения, которую выбрал, когда попал в это место.
Видя, что я упорствую, Хальфдан сердито вздохнул, звук его дыхания прозвучал приглушенно из-за защитной маски. Потом он снова ударил меня, целясь в нос. Камеру огласил ужасный звук ломающихся костей, и меня пронзила знакомая боль.
Хальфдан отступил на шаг, дабы оценить результаты своих усилий, а я почувствовал, как из моей ноздри течет тонкая струйка крови. Оставалось лишь надеяться, что остальные члены банды подпольщиков в данный момент достаточно далеко отсюда и моя сила не вынудит меня всасывать их души.
Хотя, если подумать, с какой стати я так волнуюсь? Какая глупость! В конце концов, что я должен делать? Эти заговорщики планируют забить меня до смерти, чтобы отыграться за все свои несчастья. Почему меня должна заботить участь этих людей?
Хальфдан едва заметно покачал головой, не сводя глаз с алой струйки, медленно стекающей по моим губам. Затем он снова потянул меня за волосы, выворачивая мне шею и вынуждая запрокинуть голову. Звякнули цепи. Проклятые крылья оказались прижаты к стене, и я понял, что это причиняет мне боль. Молодой человек прорычал, все больше распаляясь от злости:
– Я тебя не боюсь!
«Конечно боишься…»
Словно бы рефлекторно я выбросил из себя волну ужаса, вложив в этот отчаянный маневр все силы.
Пожалуй, это было ребячество, но у меня не осталось других средств защиты. Кроме того, почему я должен позволить своему тюремщику разорвать меня на куски, не оказывая ни малейшего сопротивления и не прибегая к немногим оставшимся в моем распоряжении преимуществам? Я не собирался подавать этому типу свою голову на блюде с голубой каемочкой, закрывать глаза и покорно ждать, что будет дальше.