— Это другое дело, — заглуши свою жажду и свои фантазии.
Ах, всегда звезды качаются — Не поднимутся никогда. И пускай деньки маются… Дни, дни, — динь, динь…— Почему ты ни за что не примешься? Уж не день ли Святого Лентяя у тебя сегодня!
— Ну, лентяя ты уж оставь. Каждый месяц бьшает только 5 дней Св. Лентяя:
1) Когда мне не хочется. 2) Когда я никак не могу собраться. 3) Когда я собираюсь завтра начать. 4) Когда почти совсем было начал работу, да надо отдохнуть. 5) Когда мне все трын-трава.
* * * Море плавно и блеско Летают ласточки. Становится нежно-розовым. Мокнет чалочка, Плывет рыбалочка Летогон, летогон, Скалочка!Что еще за скалочка? Это просто так, я выдумал. Это очень мило, Скалочка! — Скалочка! Это должно быть что-то среднее между ласточкой и лодочкой!..
* * * Дождики, дождики, Прошумят, прошумят. Дождики — дождики, ветер — ветер Заговорят, заговорят, заговорят — Журчат. * * *Маркизы дачи хлопают, как паруса. Они пропахли соленым морем.
— Эй! Не спите же! — Ну вас! Ну, что корректуры?
— Убирайтесь! Я мечтаю — и вообще…
— Довольно! Сооружаем мы журнал или нет? — Если к одиннадцати не будет готово, я отколочу вас палкой. — Серьезно. — Я ухожу.
— Погодите, — вы слышали? Погодите же, — елку повалило над оврагом, едва не задавило весь наш ручей.
— Эй, новость тоже!
— Бог знает, что делается на море — шкмарит по чем ни попало.
— Так или корректуры — или…
— А убирайтесь к черту!!
* * *В лучезарной бледности небо. В раздавшихся в обе стороны светлых перьях облаков — знак ширины, знак полета, и во все это врезались мачтами кресты елок.
В ветвях сосен и всюду дремлют тысячи сонных ритмов.
Сосны испускают столько молчания, что оно поглощает звуки.
Золотые стволы, люди, дни, мысли — погружены, как рыбы, в светлый июнь.
Я молюсь покровителям тихим с крыльями широкими и нежными, как большое море и тихая дюна.
Облака проходят как сны
«От моих песен люди станут лучше», — думает он. И вот он легонько идет по мосткам и поглядывает кругом. Пусть они станут прямыми, честными, добрыми — и смелее, — тут он чуть-чуть смущенно улыбается, ведь он сам не всегда смелый.
«Отчего им быть лучше от моих песен? Оттого ли, что в моих песнях будет вот эта стройная сосенка? Розовый прозрачный вереск, такой чисто-розовый, что никто не может не любить его? Если очень полюбить стройную вершинку, можно ли затем кого-нибудь обмануть?
Нет, никогда!
Напишу ли я эти песни? Нет ли? Моя ли это судьба или нет?»
Тихо, тихо, сладко дышится, «моя ли, моя ли?» Молится, — «но моя ли это дорога? — А вдруг не моя».
Тихо, тихо, сладко мучится сердце. Хочется, чтобы были угрызения совести; — хочет помучиться — и не может: впереди еще так много времени для исправления.
Впереди стройны и чисты, одна за другой, меряют небо молодые вершины.
Если смотреть на них, разве можно не быть честным?
Разве можно не быть счастливым от радостного ожидания?
Лукаво хочется ему томиться, быть грешником, раскаиваться; хочется исправляться.
Полюбят ли люди мои песни? Полюбят ли мою сосну?
Легким стройным крестом мчится в беззаботное кроткое небо ее вершина.
Пугливые дачники проходят вплотную мимо него и от страха принимают презрительный и суровый вид, а он, уступая дорогу, растерянно соскакивает с мостков.
* * * Струнной арфой — Качались сосны, где свалился палисадник. У забытых берегов и светлого столика, — рай неизвестный, кем-то одушевленный. У сосновых стволов тропинка вела, населенная тайной, к ласковой скамеечке, виденной кем-то во сне. Пусть к ней придет вдумчивый, сосредоточенный, кто умеет любить, не знаю кого, ждать, — не зная чего, а заснет, душа его улетает к светлым источникам, и в серебряной ряби веселится она.На небосклоне светящийся кусочек несбыточно радостной страны выглянул из-за тяжелых от дождя берез, — туда был указан путь. Но путь был смешной, а в несбыточную радость верилось….
* * *Застенчивый юноша любил цветы. Они в невинном удивлении вытягивались из земли, и лицо каждого было невозвратимо, и горем, большою жестокостью было бы обмануть доверчивого; радость каждой белой звездочки, каждой хрупкой чашечки, раскрытой сердцевины.
Но руки большие и кроткие умели прикасаться с такой чуткостью сострадания и предведеньем неиспытанного, что в этом царстве беззащитности никто не боялся тихих шагов приближающегося большого непонятного создания.