Выбрать главу

Выздоровление

Аппетит выздоровлянский, Сон, — колодцев бездонных ряд, и осязать молчание буфета и печки час за часом. Знаю, отозвали от распада те, кто любят… Вялые ноги, размягченные локти, сумерки длинные, как томление. Тяжело лежит и плоско тело, и желание слышать вслух две-три лишних строчки, — чтоб фантазию зажгли таким безумным, звучным светом… Тело вялое в постели непослушно, Жизни блеск полупонятен мозгу. И бессменный и зловещий в том же месте опять стал отблеск фонаря… · · · · · · · · · · Опять в путанице бесконечных сумерек. Бредовые сумерки, я боюсь вас.

Скрипка Пикассо

В светлой тени на мраморе трепет люстры.

В имени счастливого полустрадальца всю поднятость мучений на дощечке с золотым блеском черт выразило королевство тени нервными углами.

И длинный корпус музыканта, вырезанный втянутым жилетом, был продолжением и выгибом истомленного грифа. Изворотиком гениальным скрипки очаровано скрытое духа и страна белых стен, и настал туман белой музыки и потонувшее в мир немоты, уводящее из вещей.

Избалованный страдалец с лицом иссиня-бледным на диване, простерши измученные руки и протянув длинный подбородок к свету.

И как он, почти умирали цветы в хрустальном стакане с водой.

Лень

  И лень. К полдню стала теплень. На пруду сверкающая шевелится Шевелень. Бриллиантовые скачут искры. Чуть звенится. Жужжит слепень. Над водой Ростинкам лень.

Немец

Сев на чистый пенек, Он на флейте пел. От смолы уберечься сумел.   — Я принес тебе душу, о, дикий край,   О, дикий край. Еще последний цветочек цвел. И сочной была трава, А смола натекала на нежный ком земли. Вечерело. Лягушки квакали из лужи вблизи. Еще весенний цветочек цвел.   — Эдуард Иваныч! Управляющий не шел. Немца искали в усадьбе батраки. Лидочка бежала на новый балкон. И мама звала: «Где ж он?» Уж вечереет, надо поспеть овчарню, постройки осмотреть. Мама даже рассердилась:   «Да где ж он пропал?!» Мамин хвостик стружки зацеплял. Лидочка с Машенькой, столкнувшись в дверях, смеялись над мамой — страх! А в косом луче огневились стружки И куст ольхи. Вечерело, лягушки квакали вдали, вдали.   — Эдуард Иваныч! Немчура не шел. Весенний цветочек цвел.

Кот Бот

Светлая душа кота светила в комнате.

У него был белый, животненький животик.

Душа была животненькая, маленькая, невинная, лукавая и со звериной мудростью. Потому лучистому старику захотелось научить говорить кота, или людей молчать и созерцать тайное…

* * *

Было дождливо. Котик кутал мордочку лапками, кутал, кутал и превратился в Куточку. Проснулись дети, видят, на их кровати лежит Куточка, — глазок один не спит, хитрый, зеленый и тот в плюшевую щелку ушел, лапы бархатными, катышковыми стали лепешками.

Кот Ват

Наконец ты расцвел у меня большой, глупой, полевой ромашкой.

Я всегда себе желала такого.

Твой желтоватый мех пахнет солнцем, -

Ты — Бог.

Ты круглое, веселое, доброе солнце.

Ты — символ вечной молодости.

Ты невозможно доверчив: сейчас же подставляешь для поцелуя круглый лоб со священным белым пятном и бодаешь крепко в самые губы целующего; ты делаешь это так, чтобы не обделить всех многих, жаждущих тебя, ты чувствуешь, что даришь.

О Ты, восходящее солнце. Ты…

Твой мех пахнет солнцем, твой символ — гречневый круглый радостный блин.

Твое светило — солнце, солнце…

Твой цветок — ромашка с крупной желтой серединкой.

Твой камень — топаз.