— Ничего, говоришь, не случилось? — Реэт прямо диву далась. — Гляди-ка, чудо господне! А мы, бедняжки, все вздыхаем — где бы воды взять?
Сирпикуская тетушка вскоре ушла. Обещала на рождество наведаться.
Возню со снегом сразу бросили. Поначалу, правда, не очень-то отваживались брать воду из колодца, но скоро все привыкли.
Правда, беда все-таки приключилась. В дом прибежала Ану и огорошила: Мадиса сглазили. И то сказать, человека сглазили, дело нешуточное!
Побежали к бане. Бедный Мадис лежал в кровати, весь синий, трясся и стучал зубами.
— Холодно! Тулупов принесите!
— Сглазили, не иначе… — забубнила бабка. — И кто же это с дурным глазом…
— Никакого тут сглазу, утром у колодца простыл, вот и все!
— Чего там простыл — точно, сглазили…
— Черт подери! — фыркнул Мадис. — Заладили свое — сглазили да сглазили!
Ага, попробуй объясни порченому — так он тебя и поймет!
В тот же день хозяин готовил квас и варил пиво — вовсю начали готовиться к рождеству.
Вечером пришел племянник Мадиса — тот, что служил на винокурне в Кикепяра. Он принес штоф спирта — растирать больному кости. Мадис натерся снаружи и принял вовнутрь: поможет снаружи, так и изнутри не повредит!
И жизнь пошла своим чередом.
Был второй день рождества, и в Саарику собралось много гостей. Сирпикуская тетушка с сыном, мельник из Пальясярги, таагевереский Пярт с семейством и многие другие.
Гости, как и подобает истинным христианам, пришли на второй день рождества. В первый-то всякий уважающий себя человек идет в церковь или сидит дома над молитвенником. Только непутевые поют да гуляют все праздники напролет, мирского веселья и радости полны.
Гостям было приятно и покойно. В Саарику людей принять умели! Тут тебе и угощенье, и пивка подольют, и разговорцем уважат.
Но про нечистого ни словечка не было сказано. Понятно, гости о нем все знали. Одной, другой сестрице шепнула об этом на ухо сама хозяюшка. Поди-ка попробуй одна такую тяжесть на душе носить.
Пояса расслабили — и к столу. А стол ломился под тяжестью посудин со студнем, мисок с клецками, блюд с рождественской колбасой и кружек с домашним пивом.
Отведали чего бог послал, ели перочинными ножами и пальцами, сморкались и отирали губы большими платками. От еды люди отяжелели, и скамьи подними стали прогибаться.
После обильного обеда Мадисово семейство отправилось заниматься скотиной, а гости, вздыхая и охая, — смотреть хозяйство. Вот уж хозяйство так хозяйство на этом хуторе Саарику! — соглашались все.
Вдруг со двора донесся жуткий крик. Хозяева и гости побежали к колодцу, возле которого причитало бобылево семейство.
— Черт в колодце! — верещала Ану.
— Сам рогатый! — подтвердил Мадис.
Они говорили наперебой. И никто уже не мог ничего понять. Наконец Андрес пробрался к колодцу. И верно, в колодце на воде лежал зверь, с черной от воды шерстью, мутно-синими глазищами, с горестным оскалом зубов. Больше ничего различить не удавалось.
— Батюшки-светы! — женщины всплеснули руками. — Ох, отец, сын и дух святой!
Они еще посокрушались. А потом заметили, что тварь-то в колодце не двигается.
— Околел, — сказал парень.
— Околел, как же! — зачастила тетушка. — И что ты, молодой человек, об этом знаешь! Этот не околеет. Это хитрая бестия. Прикидывается, что спит, чтобы только нас искусить. Его проделки, спаси нас господь! Его козни, боже избави!
Наконец собрались с духом. Парень бросил в колодец камень. Вторым метили уже лешему в голову. Раздался шлепок по мокрой шкуре и всплеск воды. Дальше дело не двинулось. Тогда опять принесли псалтырь.
До самого вечера стояли люди вокруг колодца и пели. Проезжавший мимо торговец из Сялу привстал в санях и крикнул через забор:
— Эй, саарикуские, кого отпеваете?
— Дьявола, дьявола, — бросил кто-то через плечо.
— Что ты сказал?
Но ответа не последовало. Тогда он зашел во двор.
— Чего вы тут разливаетесь?
— Отец и сын…
— Чего разливаетесь? — спрашиваю. Словно с ума посходили. С непокрытыми головами на таком морозе. Давно сдурели-то?
Старики и старухи глядели на него, губы — синие черточки — холодно и укоризненно сжаты. Но вот торговец пробился к колодцу.