Луна спустилась совсем низко. Шли парень с девушкой, и за ними двигались их слившиеся тени. Когда они добрели до ворот, на небе уже занималась заря. Они остановились, держась за руки.
— Поспать-то осталось совсем ничего, — сказал Куста. — Не знаю, как завтра на ногах стоять будем.
Он как будто хотел еще что-нибудь добавить, но слова не шли. Наконец Маали произнесла:
— Да, светает уже. Теперь иди спать.
Куста еще помедлил и напоследок выдавил:
— Маали…
Девушка поняла, о чем он просил. Она потянулась вперед и, не касаясь друг друга руками, они поцеловались. И пошли каждый в свою сторону.
На приступке амбара Маали приостановилась и увидела, как подштанники Кусты мелькнули в дверях комнаты. Тогда она вошла в амбар, заперла дверь на задвижку и стала раздеваться. Юбка упала на пол, девушка села на край постели и принялась расстегивать пуговицы на кофте. Расстегнула одну и задумалась, а пальцы тем временем сонно возились со второй. Но она так и осталась нерасстегнутой.
Маали думала, думала. Улыбка гуляла по ее сонному лицу, и усталые глаза закрылись. Но счастливые мысли еще кружились хороводом, пока наконец не смешались окончательно. Она ничком повалилась в постель и уснула. И мыши в оставшееся до восхода солнца время, наверно, слышали, как девушка жарким шепотом кого-то молила, и плакала, и смеялась от безмерной радости.
Она видела чудный, чудный сон, пожалуй, самый чудный в своей жизни.
…О, как сияет солнце и как цветут пунцовые маки и эти алые бальзамины! Ласточки щебечут, устраивая свои гнезда под стрехой, а кто-то едет к церкви, и бубенцы позванивают у лошади над головой: динь-динь-динь…
…Я нарву цветов и сплету венок из красных-прекрасных цветов, а потом украшу венком твою голову, и ты станешь восходящим, зардевшимся солнцем, мой милый, родной. Свети, свети мне, солнышко мое, чтобы в груди моей расцвели красные цветы любви…
…На церковной далекой дороге звенят-переливаются колокольчики… колокольчики…
ЛЕПЕСТКИ ЧЕРЕМУХИ{6}
Старые черемухи покойно дремали под безветренным небом. А с их ветвей беспрестанно сыпались лепестки цветов. Нежные и печальные, они опускались тихонько, словно охваченные грустью увядания. Трепещущие блики солнечного света падали на траву меж деревьями.
В мечтательном забытьи наблюдала Леэни за этой игрой света и тени. А ее светло-русую головку все гуще устилали осыпавшиеся цветки, словно белый венец.
Кукол своих она уложила спать на корень черемухи всех трех рядышком. И сказывалась сказка, то в мыслях, то в напеве. И вырастут они большими, три златовласые принцессы. Будут жить в заколдованном лесу, будут спать в заколдованном замке — сном столетним. И будут блуждать принцы, разыскивать цветущий папоротник, чтобы показал дорогу к замку.
Вся материнская любовь и нежность слились в этой колыбельной.
Но вот и сама она устала и обессилела. Воздух был томительно-теплый, весь в благоухании цветов и земли. И от этого мысли тоже слабели.
В них еще шевелилась тревога за детей. Такими они были в последнее время вялыми, такими безразличными. Где им оценить материнскую любовь, проникнуться материнской заботой. Говорить и ходить она их учила. Но они шагу не ступали без нее, а их детские желания ей приходилось угадывать только по голубым глазенкам. Хоть бы разочек улыбнулись они широко, руки к ней с криком радости протянули, сказки бы заслушались. Но нет — на всю жизнь оставаться им глухими и немыми!..
Так пусть хоть сон им приснится — такой же прекрасный, как этот весенний мир. Пусть приснится им сон о том, как любит, горюет и скучает их мама! Ну пусть глухие и немые — но ведь мир сновидений для них не закрыт! Если наяву никак — то пусть хоть во сне смеются и танцуют…
Леэни сидела, сложив руки на коленях, приподняв задумчивое, узенькое личико. Она вздохнула всей грудью, потом тяжело выдохнула, да так и замерла, глядя прямо перед собой.
Ей приоткрылась завеса над таинством природы. Тянулись из земли заплесневелые стволы деревьев, развилистые и кривые, сплошь щелистые, словно в шрамах — следах борьбы за существование. Вверху перепутавшиеся ветви, мощные, изогнутые, сплелись в клубок, будто змеи. Над ними кружевной шатер цветов и листьев. А внизу, в тепле и сырости, пробивалась молодая зелень, ползла по земле, взбиралась по стволам, жадно вбирая свет и воздух. И за всем этим — почерневшие у основания столбики ограды и клочки неба, поля, опушки леса, видимые сквозь паутину…