Потом из-под покрывала явились вдруг тоненькие пальцы. Поднялись руки, и взапуски с солнечными бликами побежали по стене угловатые зайцы, угловатые жирафы, угловатые кенгуру. Весь этот зоосад бегал и прыгал, а принцесса смеялась до изнеможения.
Потому что ей было всего десять лет.
Ее пробуждение было подобно первой странице в книжке с картинками. Впереди ждал день, полный чудесных забав. И до вечера ей хотелось просмотреть тысячи картинок.
Но вдруг эта игра ей надоела. Она глубоко вздохнула, улыбка еще блуждала по ее лицу. Закрыла глаза и трижды хлопнула в ладоши.
В тот же миг дверь отворилась, и на пороге появилась мадам Пимпа, вся в малиновом. Ее седые волосы были уложены в тысячу завитков, а лицо растянуто в сто улыбчатых складочек.
За Пимпой следовала Сильвия с золоченым горшком. Она присела в реверансе, высоко подняв руки. Солнечный луч, пробившись между портьер, сверкнул на краю сосуда.
За Сильвией стояла Дорина, на крошечном подносе — китайская чашечка с дымящимся шоколадом и микроскопические бисквиты, проложенные гвоздиками.
Мадам Пимпа, Сильвия и Дорина ступили на середину комнаты. Однако принцесса притворилась, что спит, подложив руку под щеку.
— Принцесса, принцесса! — любовно протрубила Пимпа и подошла к кровати. — Принцесса!
Губы и уголки глаз Андрогина дрогнули. И не было больше сил удерживаться, смех колокольчиком рассыпался по комнате. Она рывком села и хлопнула в ладоши. Пимпа тоже засмеялась, заколыхался ее многослойный подбородок, задрожали черные волоски на нем.
С притворным недовольством подхватила она на руки барахтающегося Андрогина. Легкого, точно пушинка. Ночная рубашка протянулась до земли, будто хвост белоснежного лебедя.
Пимпа приподняла рубашку и обнажила розовый задик принцессы. Потом усадила дитя на горшок.
Принцесса шевелила розовеющими из-под рубашки пальчиками ног и разглядывала обступивших ее женщин. Рядом с ними она, согнувшаяся на горшочке, окруженная ворохом складок ночной рубашки, была крошкой.
Как только послышалось тихое журчание, из соседней комнаты полились нежные звуки виоли д’амур. Музыка воспроизводила любовные вздохи в лесном павильоне во время дождя.
Едва лишь смолкла музыка, принцесса снова прыгнула в постель. Она завтракала, тихонько покачиваясь в подушках. Пимпа присела на край постели, сложив свои мясистые руки на малиновом животе, ее лицо дышало материнской заботой.
Серьезно и рассудительно они потолковали о снах, в которых маленьким детям являются ангелочки и пучки розог. Но лишь только принцесса кончила завтрак, как снова юркнула под покрывало. Она дрыгала ногами и звонко смеялась. Альков звенел проказами и шалостями.
Тем временем Сильвия сдвинула портьеру с двери ванной комнаты. Принцесса со смехом зарылась в подушки. Мадам Пимпа подхватила ее и понесла в ванную.
В розовато-зеленом свете, который струился из круглых окон под потолком этой комнаты в мавританском стиле, стены, отделанные панелями, сверкали золотом, ляпис-лазурью, отливали сапфирным блеском.
Посреди комнаты стояла ванна в форме раковины, по краю которой бежала вереница танцующих амурчиков. А с потолка, из леса сталактитов, словно перевернутые цветки лотоса, склонялись головки душа.
Обнаженное тело принцессы задрожало, отразившись в воде. Прикрыв руками грудь и лоно, она ступила в ванну. Сквозь надушенную воду виднелось ее расцветающее тело. Ей было пятнадцать лет.
Она лежала неподвижно, смежив глаза, положив голову на руки Сильвии и Дорины. Ее серьги в такт стуку сердца позвякивали о край ванны. Вода рябила, и наливающиеся груди двоились, троились.
Воцарилась минутная тишина, похожая на сон. Когда принцесса вновь открыла глаза, прибыл первый визитер.
Это был его преосвященство Бенедиктиссимус, который имел обыкновение являться на аудиенцию прежде, нежели какая бы то ни было мирская забота замутит чувства принцессы.
Дородный священнослужитель был в лиловой мантии, ниспадавшей широкими складками. Толстые пальцы унизаны были перстнями. Глаза говорили о высокой духовной любви. Красный нос был окружен ореолом святости.
Священнослужитель опустился на табурет возле ванны и благословляющим взглядом окинул поверхность воды.
Тихим голосом заговорил он о минувшей ночи — сестре ночи вечной. Что за ней — нам знать не дано. Нам светит ее отсвет, мы чуем ее приближенье и робко трепещем.
Глаза принцессы, внимавшей ему, в испуге расширились.
Потом священник заговорил о чарах плоти и духа. Юные принцессы — это воплощенные ангелы. Милость небес изливается на них, словно в кубок. Душа их — красота, тело их — мистерия.