— Извини!
— Бог простит!
— Ну, хватит уже! — подняла голос Лиза. — Я повинилась, разве нет? Принесла… осознала… раскаялась… преклонила… Я что-нибудь пропустила?
— Покаяние! — хохотнула Надежда, которую, по всей видимости, наконец-то отпустило.
— Я каюсь и угрызаюсь! — улыбнулась Лиза, довольная, что легко отделалась. — Как твоя нога?
— Пока не до танцев, но к осеннему балу буду как новенькая.
— А мы осенью уйдем в Лемурию.
— Я в курсе, — вздохнула Надя. — Может быть, мы к тебе подъедем, а?
— Отличная идея! Когда? Куда? — обрадовалась Лиза.
Если не в Шлиссельбурге под блицами фотовспышек, то самое то. Общение с Надей и Клавой никогда не было ей в тягость. Даже тогда, когда роман с Паганелем едва не свел ее с ума. Тем более теперь, когда Паганель исчез в лондонских туманах.
«Надо бы с ним поговорить… по телефону, — подумала с раскаянием. — В конце концов, это я его бросила, а не он меня!»
— Дай подумать! — размышляла между тем Надежда. — Сейчас не могу я, — заказов невпроворот, — а на следующей неделе Клава поет в Новгороде, потом в Ниене… О! Знаю! Тридцатого у Клавы концерт в Зальцбурге. Давай тогда где-нибудь в северной Италии. Как смотришь?
— Первого августа в Виченце? — предложила Лиза.
— Отель «Амбассадор», — уточнила дислокацию Надя.
— Принято!
— Но ты, Лиза, будь добра, больше не пропадай!
— Честное офицерское!
— Ты еще честью поклянись! — снова хохотнула Надежда.
— Если девичьей, то поздно вспомнила, а если офицерской, так я тебе только что честное офицерское дала. Чего тебе еще?
— Еще… Чуть не забыла! — воскликнула вдруг Надя. — Просто в голову не пришло. Тут тебя презент дожидается…
— Какой презент? От кого? — заинтересовалась Лиза, почувствовав, что не все с этим презентом так просто, как слышится.
— Презент со смыслом, — чувствовалось, что Надежда подбирает слова, и это было более чем странно. — В общем, не телефонный разговор.
— Ну, хоть что-то же ты можешь мне сказать? — настаивала Лиза.
— Понимаешь, Лизонька, что ни скажу, все лишнее будет, — туманно объяснила Надежда. — Давай сделаем так. Разреши дать твоему новому поклоннику телефон постоялого двора, где ты остановилась, и подожди в Амстердаме пару дней. В смысле не уезжай. Думаю, пары дней ему должно хватить. Ну, пусть будет с запасом. Три дня. Мы договорились?
— То есть ты мне настоятельно рекомендуешь этот презент принять?
— Не пожалеешь!
— Ладно тогда! — согласилась Лиза. — Можешь дать ему мой телефон в отеле. Записывай…
Она продиктовала номер телефона и название постоялого двора, передала привет всем, всем, всем и поцелуи Клаве, затем положила трубку на рычажки.
«Что бы это могло быть? И от кого?»
На самом деле, это могло быть что угодно, и кто угодно мог быть тем, кто это что-то ей презентовал. Бриллианты от влюбившегося аристократа? Искупительная жертва от кого-нибудь из прикосновенных к делу адмиралов? Документ… Патент, скажем, или грамота на владение, или еще что. Дарителем ведь мог оказаться не отдельный человек из плоти и крови, а какое-нибудь учреждение.
«Адмиралтейство? Министерство? Чья-нибудь канцелярия? Контрразведка, лопухнувшаяся с ее то ли мнимым, то ли реальным похищением, ЦК партии? Но тогда какой партии? И что они мне могут презентовать?»
История более чем странная, но если Надя рекомендует принять, то отчего бы и не принять. А уезжать из Амстердама в ближайшие дни Лиза все равно не планировала. Она только-только начала входить во вкус. Да еще и подружку завела, что есть гуд, поскольку от одиночества все беды, а на миру, как говорится, и смерть красна!
Правду сказать, знакомство с Ниной оказалось для Лизы большой удачей. Рядом с этой неглупой, независимой и невероятно раскованной маленькой женщиной она снова начала улыбаться, и не приличия ради — потому что так положено, — а потому что хочется. И смеялась, когда было смешно. И грустила не от того, что вспомнила рубку авиаматки, — и не из-за Паганеля, которого ей иногда отчаянно не хватало, особенно ночью, — а потому что услышала мелодию в тональности ре минор или посмотрела «душещипательную» франкскую фильму.
Между тем в Амстердаме установилась хорошая погода. Днем иногда бывало даже жарко, и тогда они с Ниной садились на траву где-нибудь в городском сквере, пили пиво и разговаривали обо всем и ни о чем. Разумеется, публичное распитие пива дамами — да к тому же прямо «из горла» — в известной степени шокировало консервативных голландцев, но в том-то и заключалась вся прелесть нидерландского менталитета, что приставать к дамам с поучениями никто из них и не подумал. В отличие от себерцев, здесь ограничивались укоризненными взглядами и прочей нелицеприятной мимикой, которая Лизу не задевала. Совсем.