Выбрать главу

А. М. Крысунков

Антон свернул газету в трубочку и бросил ее в мусорное ведро. Руки его, слегка подрагивая, нащупали в кармане сигареты. Закурив и почувствовав живительный дым, Антон немного пришел в себя.

– Неужели это я его? – пробормотал он, – Да еще на Северный полюс… И радиостанция у него сломалась… Ну дела…

Ему на плечо неожиданно опустилась чья–то рука. Антон вздрогнул и поднял глаза. Это был Малой.

– Да ты не переживай. – сказал Малой весело. – С кем не бывает. Подумаешь – президент.

Но на всякий случай добавил:

– В другой раз поосторожнее будь.

Антон кивнул и отрешенно уставился на лампочку, одиноко горевшую на пульте красным светом.

С того дня все и началось. Началась та жизнь, в которую Антон отказывался верить до самого конца. Он вдруг стал не совсем обычным человеком. Точнее, иногда просто переставал им быть, но все равно в это не верил. Сначала как–то сами собой стали двигаться предметы одним лишь усилием воли. Захотел младший сержант Гризов – и заехал десятитонный самосвал на горку без включения двигателя (отчего водитель Витька запил горькую), захотел – и взлетел прапорщик Жмень, словно орел, на крышу своей столовой с мешком ворованной картошки на глазах у всего полка и комбата, захотел – подвернулся кирпич под ногу неосторожного майора Фуфайкина и упал майор лицом в лужу.

Затем наступил этап мистических наваждений. Особо злобные офицеры стали бояться разносить солдат в пух и прах от нечего делать. Потому что многие из них сразу после этого оказывались на гарнизонной гауптвахте, где всю ночь во сне их мучили жестокие кошмары а ля Фредди Крюгер, а наутро начальник охраны предъявлял обвинения в нарушении общественного порядка. Всю следующую за этими событиями неделю офицеры приходили в себя, разглядывая в зеркале свое изможденное небритое отражение и с опаской трогая голову. Даже комбат, попытавшийся по обыкновению приструнить полк, открыл рот и, к своему удивлению, услышал протяжный волчий вой, от которого сидевшие на ветвях вороны попадали в обморок.

Когда–то Гризов интересовался всяческими религиями, в том числе и учением о множестве астральных тел, занесенном в наши северные края оптимистами–кришнаитами. Теперь, после удара в голову, Антон вдруг ощутил в себе возможность иногда выходить из своего тела и единиться с космосом, ощущая себя сразу в нескольких телах одновременно. Но, сколько бы тел не было, чудилось ему, что он один в бескрайнем эфире и волен делать здесь все, что хочет. Он чувствовал себя в эфире, как рыба в воде. Не раз в минуты астральных развлечений вспоминалась ему бабка–колдунья. Видимо, злые языки были отчасти правы – что–то ведьминское в старушке, а теперь, похоже, и в нем, явно имелось. Иначе Антон мучился бы от сознания своей исключительности. А он не мучился. Ему даже нравилось.

Потусторонние способности, как болтали разные люди, запросто передавались из поколения в поколение даже помимо воли. Достаточно было, например, произнести необходимое заклинание над чашкой, а потом угостить из нее чайком любимого внука или любого родственника, а спустя отпущенное время родственник начинал летать по небу на метле или пугать поздних прохожих острыми передними клыками. Ночных полетов над территорией части за собой Антон до недавнего времени припомнить не мог, да и вампирством по ночам не развлекался. Однако, что–то в голове у него сдвинулось, и сдвинулось очень капитально. С одной стороны, он оставался обычным человеком, но с другой – никакой обычный человек, с точки зрения добропорядочных бюргеров, не может гулять по эфиру в виде бестелесного духа или мгновенно перевоплощаться в придорожный валун. А Антон теперь мог это запросто. Ради интереса он превращался то в высоченное дерево, то в быструю птицу, то в дождевое облако. Однажды Антон превратился в двойника капитана Смурного, посмотрев на которого с минуту, капитан потом неделю не выходил из запоя. Единственным, во что Антону никак не удавалось превратиться, был жизнерадостный дембель. Вероятно, размышлял Антон, демобилизованный солдат имеет совершенно иное состояние души, нежели обычный. Тут никакие кришнаиты не помогут. Между тем, особенно сильно астральными перевоплощениями Антон старался не увлекаться, боясь случайно остаться на всю жизнь в шкуре какого–нибудь белого медведя или стать вагоном товарного поезда на маршруте Брест–Холмогоры. Чаще всего младший сержант Гризов прикидывался, как ему больше подходило по штату, неопознанными радиоволнами в эфире. И даже называл себя в шутку эфирным оборотнем. Подключившись к километрам антенных полей, окружавших приемный центр гигантской паутиной, Антон посылал в эфир свой собственный сигнал. Выглядело это так.

– «Тирион», «Тирион»! Здесь «Бормотун 66».

Антон возникал в эфире, словно был оператором станции «Тирион», и отвечал:

– «Бормотун 66». Здесь «Тирион». Слышу хорошо.

– «Тирион», прошу срочно передать на КП «Сурмантай» мое сообщение. Время вылета 15.00 по Гринвичу. Мы имеем 6000 тонн груза…

– Честно говоря, мне наплевать, что ты там имеешь. Лети себе куда следует.

Потерявший дар речи, радист долго не мог прийти в себя, но затем все же интересовался:

– Эй, «Тирион», а это ты?

– Я–Я. Штангенциркуль. Еще вопросы есть?

– Есть. Как у вас погода?

– Хреновая. Дожди идут. Так что, нечего тебе здесь делать. Лети домой.

– Да ты что, а задание?

– Бог с ним, с заданием. Дома, небось, жена ждет, дети.

– Да… – послышался мечтательный голос радиста.

– Дети–то есть?

– Есть. Трое: два парня и дочка.

– Ого. Когда же ты успел?

– Да еще в военной Академии. А ты?

– Я не женат, – сказал Антон, – Ну ладно, мне пора. Ротный вызывает.

– Чего? – казалось, удивлению радиста не было предела, – А что такое «Ротный»?

– Ротный, брат, это такая штука… В общем, вали домой! Будешь пролетать мимо, не задерживайся – пролетай!

Возвращаясь назад в виде сигнала, Антон частенько перегружал электрическую сеть. В результате во всем центре регулярно гас свет, а электрики замучались искать неисправность в проводке. Так он резвился, время от времени, пытаясь наполнить жизнью пустые армейские дни. И не знал, что очень скоро игры его станут совсем другими.

Однажды, находясь на ночной «Смене», Антон отметил для себя необычное эфирное явление. Вот уже битый час он с напряжением вслушивался во все шорохи, но создавалось ощущение, что весь радиообмен прекратился и эфир абсолютно пуст. Как ни старался Антон объяснить себе значение этого феномена природы и ВВС США, так и не смог. Дело было под утро. По местному времени тикал уже шестой час новых суток. Узрев, что Малой не спит, Антон решил врезать с ним по кружке чая, что само по себе очень приятно по утрам, а заодно поинтересоваться о состоянии дел в ВВС Великобритании. Хлопнув закутавшегося в шинель Малого по плечу, Антон вопросил:

– Скажи–ка толстый, а не выпить ли нам…

– Неплохо–бы. – мечтательно пробубнил Малой.

– … По стаканчику чая. – закончил свое предложение Антон.

– Эх, ты. – с досадой сказал Малой, усилием воли раздвигая затекшие от сна веки, и потягиваясь с хрустом в позвоночнике. – А еще друг называется.

Закончив процесс перехода от состояния полной недвижимости в горизонтальном виде к сидячему образу службы, Малой, подумав, согласился на чай. Через пять минут два товарища сидели «за Роялем» и потягивали горячий напиток.

– Слушай, Малой, – спросил Антон, – Что у тебя в эфире делается? Самолетов много?

– Да нет, так себе, – ответил Малой, – разведка шуршит понемногу и все.

– А у меня америкосы что–то совсем затихарились. Ни слуху, ни духу. Даже ежечасного сигнала с наземных авиабаз не передают. – посетовал Антон.

– Странно, – пробормотал Малой, – Может у них праздник какой?

– У них каждый день – праздник. – в тон ему ответил Гризов. – Но военная авиация даже у них по праздникам летает.

Он допил чай, поставил пустую кружку на верхнюю крышку поста и вставая сказал:

– Пойду половлю что–нибудь.

Антон плюхнулся в свое кресло и, напялив наушники, принялся яростно шарить по рабочим частотам. Целых полчаса, одну за другой, он проверял частоты разведки, заправщиков, военных транспортов, АВАКСов. На всякий случай прошелся по частотам самолета президента США, но увы, эфир был нем как глубоководная рыба. Он уже хотел было пойти перекурить, как вдруг из эфира понеслись долгожданные звуки радиообмена. Только странный это был радиообмен, ранее слышанный операторами постов только на специальных инструктажах у офицеров ПЦ. В живую это было впервые. Сквозь помехи прорывался настойчивый и напряженный голос пилота истребителя F15 Eagle.