Но сейчас речь шла не об этом. Требовалось сохранять спокойствие, а не ворошить прошлое.
— Я понимаю, — сказала она.
Однако Саймон уже потерял интерес к этому предмету и был готов перейти к другому.
— Когда начинаются занятия? Или они уже начались?
— Неделю назад. Но время еще есть.
— Почему вы не подали документы вовремя?
— Я попробовала жить по-другому. Но не получилось.
Похоже, Саймон уже привык к ее коротким ответам. Во всяком случае, они его удовлетворяли.
— Ну, надеюсь, вы пропустили не так много. Когда я езжу в Дублин, то вижу одно и то же: студенты обоих университетов пьют кофе и спорят о том, как изменить мир.
— Однажды они это сделают.
— Конечно, — учтиво ответил он.
Ева молчала. Попросить дать ей деньги немедленно было нельзя. Если бы Саймон это сделал, слово «спасибо» само сорвалось бы с ее губ. Поэтому она задумчиво потягивала херес.
Их взгляды встретились.
— Я схожу за чековой книжкой, — сказал Саймон и вышел в коридор. Ева слышала, как он рылся в бумагах и документах, валявшихся на столе.
Старик молча сидел у окна и смотрел на запущенный сад. На лужайку, на которой играла с двумя большими собаками Хитер, бывшая лет на двадцать моложе своего брата. Для Евы эта территория была чужой.
Пока не вернулся Саймон, она стояла в позе посетителя.
— Простите, я не хочу вас обидеть, но я толком не знаю вашей фамилии. Мэлони? Или О'Мэлоун? Как правильно?
— Ева Мэлоун, — без всякого выражения сказала она.
— Спасибо. Мне не хотелось спрашивать миссис Уолш. Разговаривать с вами намного приятнее. — Он улыбнулся.
Ева не ответила на улыбку. Просто слегка кивнула. Саймон медленно и тщательно выписал чек, потом сложил его пополам и протянул ей.
Обычная вежливость требовала поблагодарить его. Но слово «спасибо» застряло у нее в горле. Что она сказала раньше, какое слово ей понравилось? «Рада».
Ева воспользовалась им снова.
— Я рада, что вы смогли сделать это, — сказала она.
— Я тоже рад, — ответил он.
Они не называли друг друга по имени и понимали, что больше сказать нечего. Ева положила чек в карман кардигана и протянула руку.
— До свидания, — сказала она.
Саймон Уэстуорд одновременно сказал то же самое.
Ева весело помахала девочке, огорченной ее уходом, и пошла по дорожке, гордо расправив плечи, так как знала, что за ней наблюдают из дома, в котором когда-то жила ее мать. Из кухни, из сада, где играли собаки, из гостиной и из инвалидного кресла.
И не прибавила шагу, пока не вышла за ограду.
Мать Фрэнсис и Кит Хегарти обедали у окна трапезной. На столе лежал третий прибор, предназначенный для Евы.
— Мы не ждали тебя так рано, — сказала мать Фрэнсис, с тревогой разглядывая лицо Евы.
Ева дважды кивнула. Лицо монахини просияло.
— Я пойду. У меня куча дел. Ева, твоя еда на кухне. Сходи за ней и посиди с миссис Хегарти, будь хорошей девочкой.
Кит заколебалась.
— Может быть, мне уйти и дать вам поговорить?
— Нет, нет, вы еще не закончили. К тому же мы с Евой у себя дома. У нас впереди еще годы, а вы скоро уезжаете.
Ева принесла себе тарелку бекона и картошки со сливочным соусом, поставила ее на стол и только тут увидела грустное и усталое лицо наблюдавшей за ней женщины.
— Сестра Имельда всегда пытается меня откормить, но при моем образе жизни это бесполезно. Как говорится, не в коня корм.
Миссис Хегарти кивнула.
— По-моему, вы такая же, — сказала Ева. У нее кружилась голова от облегчения. Пока не кончится этот ленч, она будет говорить о всяких пустяках. Потом побежит на улицу, сообщит новость Бенни, а когда эта грустная женщина уйдет, бросится к матери Фрэнсис и все ей расскажет.
— Да, я такая же, — сказала Кит Хегарти. — Я никогда не отдыхаю и почти не сплю. Слишком много думаю обо всем.
— У вас было о чем подумать, — с сочувствием сказала Ева.
— Не всегда. Фрэнк говорил, что я не могу усидеть на месте и что мои глаза не знают покоя.
— Обо мне говорят то же самое, — с удивлением сказала Ева.
Две женщины, боровшиеся друг с другом за время и внимание матери Фрэнсис, посмотрели друг на друга с любопытством. Им не показалось странным, что монахиня не вернулась. Они не обратили внимания на то, что сестра Имельда не пришла за пустыми тарелками.
Серые облака, бежавшие по небу над верхушками монастырских деревьев, стали темными тучами, короткий зимний день перешел в вечер, а они все говорили и говорили.
Их рассказы легли на свои места, как кусочки головоломки. Еве Мэлоун требовалось жилье и место, где она могла бы заработать себе на жизнь. Кит Хегарти требовался человек, который помог бы ей содержать пансион. Теперь, когда Фрэнк, ради которого Кит тащила на себе такую тяжесть, умер, у нее не было ни сил, ни желания трудиться в доме с утра до вечера. Обе видели решение, но боялись заговорить о нем.