— Это не какой-то пансион. Ты все неправильно понимаешь. Помнишь женщину, которая жила у матери Фрэнсис в монастыре Святой Марии? Ту, у которой погиб сын? Так вот, Бенни остановится у нее. Ей поставят раскладушку в комнате Евы.
— Ну, если тебя это не пугает, тогда ладно. — Муж потрепал ее по руке.
Шеп сидел между ними у камина и смотрел то на хозяина, то на хозяйку, словно радовался этому прикосновению.
Бенни была в кино с Шоном Уолшем.
— Конечно, меня не пугает, что она пойдет на танцы, а потом останется ночевать у Евы. Я хочу, чтобы она хорошо провела время и навсегда запомнила этот вечер.
— Тогда что тебя пугает?
— Я не знаю, что случится с ней после.
— Ты же сказала, что она поедет в этот пансион, который на самом деле вовсе не пансион, — растерялся Эдди.
— Не после танцев. А после… всего этого.
— Никто не знает своего будущего.
— Может быть, мы ошиблись, отправив ее в университет. Может быть, ей следовало окончить бухгалтерские курсы и пойти работать в твой магазин. Бросить все эти мечты о дипломе… — Аннабел начала жевать губу.
— Разве мы не говорили об этом с самого ее рождения?
— Говорили.
Какое-то время Эдди и Аннабел сидели молча. За стенами Лисбега завывал ветер, и даже Шеп придвинулся ближе к камину. Супруги говорили, что в такой вечер лучше всего сидеть в тепле, а не блуждать по Нокглену. Сеанс скоро закончится. Бенни и Шон после кино зайдут к Марио и выпьют по чашечке кофе. Патси сидит у миссис Руни, которая решает, годится ли она в жены Мосси. Племянница Пегги Пайн Клодах сидит и разбирает с теткой счета. Люди ошибаются, когда утверждают, что молодежь не работает. Некоторые молодые люди только этим и занимаются. Взять хоть Клодах, Фонси или Шона Уолша. В ближайшие десять лет они изменят Нокглен до неузнаваемости.
— Надеюсь, они превратят его в место, где нам будет приятно жить, — без особой уверенности сказал Эдди.
— Да, но через десять лет нам останется не так уж много коптить небо. Мы должны думать о Бенни.
Оба кивнули. Они почти всегда думали о Бенни и ее будущем. Вся их сознательная жизнь прошла в местности радиусом тридцать миль[16] от Нокглена. Находившиеся сравнительно неподалеку огромные города типа Дублина их не привлекали.
Родители просто не могли себе представить, что жизнь их дочери может быть не связана с Нокгленом и его главной улицей, на которой находился магазин Хогана. И хотя они не смели говорить об этом даже друг с другом, но мечтали, чтобы Бенни связала свою жизнь с Шоном Уолшем.
Бенни смотрела на Шона Уолша, сидевшего напротив. В очень ярком свете его лицо казалось таким же худым и бледным, но под глазами залегли темные круги.
— Что, в магазине много работы? — спросила она.
— Нет. Точнее, физической работы мало. И дело не во времени. Просто трудно понять, что лучше.
Впервые в жизни Бенни разговаривала с Шоном непринужденно. И произошло это благодаря Нэн. Нэн, которая могла найти выход из любой ситуации.
Нэн сказала, что Бенни должна быть с ним очень любезной. Ссориться с Шоном не имеет смысла. Нужно как-то дать ему понять, что она не собирается выходить за него замуж, но высоко ценит как служащего своего отца. Тогда Шон не сможет действовать ей на нервы, а родители будут счастливы.
— Я не смогу это сделать, — ответила ей Бенни. — Ты же меня знаешь. Если я буду любезной и равнодушной, дело кончится тем, что отец Росс прочитает с амвона объявление о предстоящем венчании.
Но Нэн сказала, что это очень легко.
— Проси его рассказывать о себе все, притворяйся заинтересованной, но не слишком. А ему рассказывай о себе поменьше и ни на один вопрос не отвечай прямо. Вот и весь секрет.
До сих пор это срабатывало как часы. Шон сидел у Марио, пытался перекричать новую пластинку Гая Митчелла и говорил, что в последнее время швейная промышленность изменилась до неузнаваемости, что мужчины ездят в Дублин и покупают готовые костюмы прямо с вешалки, что нокгленский автобус останавливается на Набережной совсем рядом с универмагом Макберни; складывается впечатление, что Макберни открыл филиал рядом с мясной лавкой Флуда.
Говорил, что иногда бывает трудно убедить мистера Хогана в необходимости перемен. Впрочем, возможно, это не его дело.
Бенни слушала его с сочувствием, но вполуха. Ее мысли были заняты предстоящим балом и тем, что она наденет. Она снова села на диету, пила горький черный кофе вместо кофе с молоком и сахаром, который чашками лакали все остальные посетители кафе. Двигала по тарелке бисквиты, выкладывала из них башенки, основание которых составляли желтые, середину — шоколадные, а вершину — зеленые. Хотя руки так и чесались схватить бисквит и сунуть его в рот.