— И твои с папой тоже. Послушай, разве вы не рады? Купили новые шторы, о которых так долго говорили. И ворота покрасили.
— Ты что, собираешься рассказывать об этом всем?
— И не думаю. Я хочу сказать только одно: мне приятно, что соберутся все ваши друзья.
— И все твои тоже!
— Мои друзья пробудут здесь всего час-другой. А ваши останутся на весь вечер и покажут себя во всей красе. Слава богу, я этого не увижу.
— А что делать с предками, как вы их называете? С родителями твоих друзей?
— Я пригласил только родителей Эйдана Линча. Вы их уже знаете.
— О да. — Миссис Фоли возвела глаза к небесам.
— И родителей Бенни Хоган из Нокглена. Но они не приедут. Они написали тебе, забыла? Так что придут только такие люди, как дядя Кевин, соседи и ваша старая шайка. Вы нас и не заметите.
— Не понимаю, зачем ты нас втравил в эту историю, — проворчала мать.
— Я не мог решить, какую девушку пригласить, и поэтому пригласил их всех, — абсолютно честно ответил Джек и широко улыбнулся.
Уик-энд, предшествовавший балу, Ева провела дома, в Нокглене.
— Я слишком долго откладывала это, — призналась Ева Бенни в пятницу вечером, когда они ехали в автобусе. — Но я просто не могла бросить все на Кит. Как по-твоему, мать Фрэнсис понимает это?
— Спроси ее сама, — ответила Бенни.
— Спрошу. Она сказала, что хочет попросить меня об одной услуге. Как ты думаешь, что это может быть?
— Попробуем догадаться. Помочь ей посадить марихуану в огороде?
— Я бы с удовольствием. Но лично я думаю, что она хочет попросить меня прочитать шестиклассницам курс лекций о сексе. Учитывая мой большой опыт по отбиванию атак Эйдана Линча.
— Или отвезти пожилых монахинь на экскурсию в Белфаст и сводить их в кино на эротический фильм.
— Или привести Шона Уолша в художественную мастерскую, задрапировать тряпкой его важнейшие части и преподать им урок жизни.
Они смеялись так, что водитель Майки попросил не отвлекать его.
— Вы напоминаете героев комиксов Матта и Джеффа. Знаете, о ком я говорю? — крикнул им он.
Они знали. Отличительной чертой Майки являлась тактичность: Матт был верзилой, а Джефф — коротышкой.
Разговор происходил на кухне.
— Я не могу ей отказать, — сказала мать Фрэнсис Еве.
— Можете, мать Фрэнсис. Еще как можете, разрази меня гром.
— Ева, что за выражения!
— Честное слово, вы можете всё. И всегда могли. Если у вас было такое желание. Всегда.
— Не знаю, с чего ты это взяла.
— С того, что жила здесь и наблюдала за вами. Вы можете сказать матери Клер, что община не хочет ее принять потому же, почему собственная дублинская община хочет избавиться от нее на Рождество.
— Так говорить немилосердно, а поступать тем более.
— Кто сказал, что мы должны всегда поступать милосердно?
— Кажется, мы здесь неправильно тебя воспитали. На самом деле милосердие является одной из частей жизни религиозной общины.
Обе рассмеялись.
— Мать, я не могу находиться с ней под одной крышей.
— Это вовсе не обязательно. Находиться с ней под одной крышей придется нам.
— Что вы хотите этим сказать?
— У тебя есть собственный дом. При желании ты можешь воспользоваться им.
— Еще одна ваша интрига!
— Если ты думаешь, что я с помощью интриг организовала приезд матери Клер только для того, чтобы отправить тебя в этот коттедж, значит, ты действительно ничего не понимаешь.
— Да, пожалуй, это уже чересчур, — согласилась Ева.
— Тогда действуй.
— Нет.
— Почему? Назови хоть одну причину.
— Мне не нужна их благотворительность. Я не буду жить в их проклятом уютном домике как старый конюх, который надорвал спину, ухаживая за хозяйскими лошадьми, и теперь готов из благодарности до конца жизни рвать на себе остатки волос.
— Это совсем не так.
— Так, мать Фрэнсис, именно так. Мою мать выгнали из Большого Дома, сочли недостойной переступать его порог и велели не возвращаться. Но не хотели, чтобы она умерла под забором, и отдали ей коттедж, в котором никто не хотел жить, потому что он стоял на отшибе, а самое страшное — находился рядом с католическим монастырем.
— Ева, этот домик нравился твоим родителям. Именно там они и хотели жить.
— Зато я не хочу.
— И даже посмотреть? Я положила на него столько трудов. Надеялась, что ты будешь довольна.
Лицо матери Фрэнсис было усталым и обиженным.
— Простите.
— Я была уверена, что тебе будет приятно иметь убежище. Но, кажется, ошиблась.