— Впервые слышу. Ты всегда говорил, что вечер пятницы — самое лучшее время в Дублине. — Бенни была обижена несправедливостью его слов.
— Да. Для некоторых. Билл Данн мне все рассказал.
— Какой вечер будет у тебя свободен на следующей неделе? Я постараюсь остаться в городе.
— Ты дуешься, — сказал он. — Дуешься на меня за Уэльс.
— Я уже говорила, что все понимаю. У тебя не было времени позвонить. Я не собираюсь дуться из-за какого-то телефонного звонка.
— Не из-за звонка, — сказал он. — Из-за другого.
— Чего другого? — спросила Бенни.
Нэн и Саймон встречались трижды, не имея возможности сделать то, чего хотелось им обоим. А именно заняться любовью.
— Какая жалость, что у тебя нет квартирки в городе, — говорил он.
— Какая жалость, что ее нет у тебя, — отвечала она.
Им требовалось место, где никто бы их не видел. Место, куда можно было бы приходить и уходить незаметно.
Не обязательно в Дублине. Им подошла бы и деревня. Бензин проблемой не был. Видимо, Саймон покупал его для фермы. Это было сложно, но бак он заполнял даром.
Правда, для заправки приходилось возвращаться в Нокглен.
Нэн вспомнила про коттедж Евы над каменоломней.
Она видела, куда подруга кладет ключ. Никто туда не ходит. Кроме монахини, которая время от времени приходит присмотреть за коттеджем. Но по вечерам она за ним не присматривает.
Свет горел только в одном коттедже. Нэн помнила, что там живет молчун по имени Мосси. Однажды она слышала, как Ева говорила о нем с Бенни.
— Наша Би Мур хотела выйти за него, но он выбрал другую, — посмеиваясь над собственным знанием деревенских сплетен, сказал Саймон.
Нэн привезла пару простынь, наволочек и два полотенца. Не считая сумочки для губки, в которой на этот раз лежало и мыло. Они не должны были оставить следов своего пребывания.
Саймон не понимал, почему они не могут просто попросить у Евы разрешения. Нэн ответила, что об этом не может быть и речи. Ева ответит отказом.
— Почему? Ты же ее подруга. А я — кузен.
— Именно поэтому, — сказала Нэн.
Саймон пожал плечами. Они уже были здесь, так какая разница? Разжечь камин или плиту было нельзя. Поэтому они согревались в постели шампанским.
Следующее утро выдалось очень морозным.
— Если бы я знал, то привез бы из Уэстлендса примус, — дрожа от холода, сказал Саймон.
Нэн тщательно сложила простыни и полотенца и положила их в сумку.
— А оставить их здесь нельзя? — спросил он.
— Не говори глупостей.
Саймон, умывшийся холодной водой, но небритый, начал с любопытством осматривать коттедж, в котором ни разу не был.
— У нее есть очень приличные вещи. Вот это наверняка из Уэстлендса. — Он кивнул на пианино. — Ева играет?
— Нет, не думаю.
Саймон начал трогать каждую вещь. Эта точно из Большого Дома, та — может быть. Они казались ему знакомыми, хотя, когда его тетка вступила в неравный брак и переехала в коттедж (вместо того чтобы жить в доме, в котором выросла), Саймон был еще ребенком.
Увидев стоявшую на камине статуэтку, он рассмеялся.
— Это что за чучело? — спросил Саймон, глядя на фарфоровую фигурку мужчины с крестом и глобусом.
— Инфант Пражский, — ответила Нэн.
— А как он сюда попал?
— Наверное, принесла одна из монахинь. Иногда они приходят убирать дом. Пусть стоит на почетном месте и радует их взгляд. Тебе самому смотреть на него вовсе не обязательно.
Саймон посмотрел на нее с изумлением.
— Нэн Махон, ты очень деловая женщина. Не говоря обо всем остальном.
— Поехали поскорее, — ответила она. — Будет ужасно, если нас здесь застанут в первый же день.
— Значит, будут и другие? — поддразнил он.
— Только если ты привезешь сюда свой примус.
Комнаты на втором этаже были просторными и имели высокие потолки. В них жила семья, которой раньше принадлежал магазин. Именно здесь Эдди и Аннабел Хоган провели первый год своей совместной жизни. Лисбег был куплен незадолго до рождения Бенни.
Теперь эти комнаты были забиты рухлядью. К старой мебели, стоявшей там всегда, добавились карнизы, пустые вешалки и ящики. Зрелище было не слишком приятное.
Квартирка, которую Шон Уолш десять с половиной лет называл своим домом, находилась выше.
Она состояла из спальни, комнаты, которую с натяжкой можно было назвать гостиной, и очень старомодной ванной с колонкой, напоминавшей некий смертоносный метательный снаряд.
В последний раз Бенни поднималась наверх, когда ей было лет восемь-девять.