Бенни смотрела на Нэн и, как обычно, восхищалась ею. Нэн всегда знала, что сказать, как себя вести и что надеть. Сегодня вечером она была в новом платье с фиолетово-белым цветочным рисунком. Казалось, платье было снято с вешалки пять минут назад, а не проделало долгий путь в машине.
Бенни проглотила комок в горле. Нэн будет до конца своей жизни ездить в одной машине с Джеком, сидеть рядом и делить с ним то, что когда-то делила она сама… У Бенни защипало глаза. Почему она не сделала то, что он просил, не сняла с себя одежду и не легла рядом? Нужно было щедро отдать ему свою любовь, а не застегиваться на все пуговицы, отстраняться и говорить, что им пора ехать домой.
Если бы Бенни забеременела от Джека, он был бы счастлив и горд.
Он бы объяснил это своим родителям и ее матери так же, как объяснил беременность Нэн… По щекам Бенни потекли слезы.
Нэн увидела это и подошла к ней.
— Я тебя не избегала, — сказала она.
— Нет.
— Я хотела написать тебе, но мы никогда не писали друг другу писем, так что это было бы фальшиво.
— Да.
— К тому же я не знала, что сказать.
— Ты всегда знаешь, что сказать. — Бенни посмотрела ей в глаза. — И всегда знаешь, что делать.
— Все должно было случиться не так. Уверяю тебя.
Голос Нэн прозвучал слегка неуверенно, и Бенни с изумлением поняла, что она лжет. Все должно было случиться именно так. Нэн сделала то, что спланировала заранее.
Ева побелела как мел.
— Не может быть, — сказала она Эйдану.
— Положи эти штуки. — Он посмотрел на разделочный нож и вилку.
— Ну, сейчас они вылетят из этого дома. Пулей. Поверь мне.
— Нет, Ева. Не вылетят. — Эйдан проявил необычную для него твердость. — Джек — мой друг. Его нельзя выгнать. Он должен был приехать… Он привез напитки.
— Не морочь мне голову! — вспыхнула Ева. — Никому не нужны его проклятые напитки! Если это его так беспокоило, он мог прислать их с кем-нибудь… Им нечего здесь делать.
— Ева, они наши друзья.
— Больше нет.
— Нельзя сердиться на них вечно. Нужно восстановить нормальные отношения. Я думаю, они правильно сделали, что приехали.
— А что они там делают? Разговаривают со всеми свысока?
— Ева, пожалуйста. Они твои гости. Наши гости, если считать, что мы с тобой пара. Пожалуйста, не устраивай сцену. Это испортит настроение всем. Кстати, они ведут себя совершенно нормально.
Ева подошла и обняла Эйдана.
— Ты очень добрый. Намного добрее меня. Я тебе не пара.
— Может быть, ты и права. Но давай обсудим это в другое время, а не тогда, когда все ждут ужина.
На кухню пришел Билл Данн, которому понадобилась ванная.
— Прошу прощения, — сказал он, увидев их в объятиях друг друга. — Тут просто шагу ступить некуда.
— Ладно, — сдалась Ева. — Но при условии, что мне не придется с ней разговаривать.
Когда Ева пришла в комнату, Бенни танцевала с Тедди Флудом. Джек разговаривал с Джонни и Шоном. Он был таким же красивым и уверенным в себе, как всегда, и обрадовался ей.
— Ева!
— Привет, Джек. — Это прозвучало без энтузиазма, но не грубо. Она дала обещание Эйдану. Законы гостеприимства нарушать нельзя.
— Мы привезли тебе вазу. Точнее, стеклянный кувшин. Он очень подойдет для нарциссов и других цветов на длинной ножке.
Кувшин был красивый. Почему такие люди, как Джек Фоли, всегда поступают правильно? Откуда он знал, что у нее есть нарциссы? Он не был здесь с Рождества, когда в Нокглене цвел только остролист.
— Спасибо. Очень красиво, — сказала Ева. Она обошла комнату, собрала пепельницы и освободила место для тарелок.
Нэн стояла с краю и молчала.
Ева не могла заставить себя поздороваться. Открыла рот, но не нашла нужных слов. Она вернулась на кухню и постояла там, упершись в стол обеими руками. Гнев, который она ощущала, был настоящим. Его можно было снять с нее и пощупать, как красную вату.
Мать Фрэнсис, Кит Хегарти и даже Бенни часто предупреждали ее, что с приступами ярости нужно бороться. Иначе это плохо кончится.
Тут дверь открылась, и вошла Нэн. Ветер, дувший из окна, колыхал ее платье с цветочным рисунком и теребил светлые волосы.
— Ева, послушай…
— Извини, не буду. Мне нужно готовить еду.
— Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.
— Много чести. Никто тебя не ненавидит. Мы презираем тебя. Это совсем другое чувство.