– Генрих Исхакович, – сказал он приветливо. – На ваши плечи ложится музыкальное сопровождение. – Он пощелкал пальцами. – Что-нибудь такое… чтобы впечатлить, но не эпатировать.
– Это легко, – оживился Фельдман. – «We are the champions», конечно.
– По-русски можно? – поморщился Чебуров.
– «Мы – чемпионы». Эту штуку везде поют, она годится для любого мероприятия.
– Ее гомосек поет, – вмешался Гуссейнов. – От СПИДа помер.
– Исключено, – немедленно отреагировал главврач.
– Почему? – искренне удивился Фельдман. – Ведь Губернатор…
– Губернатор здоров. Зачем дразнить?
– Ну, тогда я поищу что-нибудь шотландское, – согласился зам. – Если керлинг пришел из Шотландии, то вполне оправдано…
Георгий Жорыч вновь воспротивился:
– Не надо нам ихних волынок! Неужели нет ничего отечественного?
– Разве что гимн…
– Под гимн мы наградим Кошкина кубком… Кстати, на ваши плечи ложится и кубок. Сходите и купите что-нибудь. Какую-нибудь вазу.
– Под товарный чек, – предупредил Фельдман. – А музыка… давайте тогда эту, футбольную. Ее всегда перед матчами исполняют.
– Оле-оле, что ли?
– Да нет же. «Оле» будут кричать наши фанаты. «Россия, вперед».
– Лучше – «больница, вперед», – вдруг проскрипел Кошкин.
Чебуров удивленно вскинул брови:
– Константин Батькович! У вас, ей-богу, наблюдается вторая молодость. Второе дыхание, бабье лето.
Ежов запел футбольную музыку, и Чебуров узнал.
– А, это… ну, пожалуй. Вы поняли, Генрих Исхакович? Обеспечьте.
Фельдман состроил скорбную мину:
– Где же я ее возьму, Георгий Жорыч? Я таких записей не держу.
– Чего же тогда предлагаете, с советами лезете?
Главврач выругался и взялся за телефон. Он набрал номер старинного знакомого из пациентов, председателя местного футбольного клуба.
– Алло, Капитоныч? У меня к тебе просьба, с меня литр спирта…
14
Снизу казалось, что крыша парит себе в ясном небе. Роскошная, великолепная, многолюдная, она виделась независимой от убогого типового здания, на котором держалась.
Пожарная команда оцепила больницу. Пожарные скучали и завидовали зрителям; они тоже хотели посмотреть матч. Но вместо этого им приходилось стоять смирно и удерживать в натянутом состоянии брезенты, предмет вожделения Георгия Жорыча.
Высоко над крышей стрекотал вертолет.
Оператор – старинный знакомый Георгия Жорыча из числа пациентов – сидел в проеме наподобие американского ястреба, собравшегося клевать Вьетнам, и целился в крышу видеокамерой.
Георгий Жорыч, спортивный до глубины души, переминался в центре круга. Рогатые трибуны гудели. Глумливый физкультурник возвышался над Кошкиным, готовый по сигналу придать ему ускорение. Размах происходящего произвел впечатление даже на молодого человека, и он против обыкновения помалкивал. Команда соперников, предчувствуя поражение, ненатурально веселилась и нервировала Чебурова притворными намерениями прыгнуть вниз. Хромой ведущий поминутно срывался с места, бежал на край, где изображал ныряльщика, собравшегося искупаться в незнакомом омуте. Пожарные – маленькие в силу оптического обмана – угрожающе матерились и подбирались, готовые встретить пустоголового инвалида хлебом и солью.
Главврач потянул к себе микрофон и обратился с приветствием. Он пошел на экспромт. Приветствие переросло во вступительное слово, так что Чебуров запутался в импровизации.
– О спорт, ты – мир… – сказал он в итоге. – Весь мир, то есть – спорт. Вроде нашего. Нашего мира. И нашего спорта. Погнали!
И дал отмашку.
Физкультурник толкнул, Кошкин побежал, вертолет нависал заинтересованным насекомым. Фельдман, белый, как снег, подбежал к Чебурову с фланга:
– Георгий Жорыч! Вы смотрели сегодня телевизор?
– Уйдите отсюда, Генрих Исхакович! Какой, к чертовой матери, сегодня телевизор?
– Георгий Жорыч, Губернатора взорвали.
Главврач выпустил микрофон. Ноги у него сделались ватными. В огорченном животе, солидарном с Губернатором, лопнула вакуумная бомба.
Фельдман, не дожидаясь вопросов, докладывал:
– Он тоже играл, и ему заложили полкило тротила в каменюгу. Ее загнали в круг, и она бабахнула. А Губернатор там стоял скипом. Все кишки с мозгами повылетели. Говорят, что это все наша крыша.
В Георгия Жорыча врезался Кошкин, но тот этого не заметил. Он смотрел на гладкий булыжник, обнаруживая в себе рентгенологические способности и пытаясь угадать внутри смертоносный заряд.
– Говорят, что это все крыша, – снова и снова твердил зам. – Милиция говорит. – Слюна летела во все стороны, тоже солидарная с Губернаторовыми внутренностями. Она подражала кишкам и мозгам, выказывая лояльность.