Инсум, погруженный в полумрак, больше не был процветающей культурной, экономической и политической столицей. Профессор Тальбот нервно вздрагивал, слыша эхо взрывов на улицах. Они понятия не имели, что происходит, кто с кем сражается. Макс все больше замыкался в себе, угрюмо молчал, и отказывался снять лабораторный халат, словно тот служил ему талисманом.
Эмиль по привычке прислушивался ко всему, что происходило вокруг, но до них не доносилось ничего утешительного. Никто не кричал: «Небо прояснилось!» или «Нас дезинформировали! Грем Пакс жив!». Еще год назад казалось, что их уклад нерушим, государственные устои пошатнуть невозможно, но хватило всего одного месяца, чтобы размыть практически до основания песочный замок, гордо именуемый Островное содружество. Рядом были размыты замки поменьше, носящие названия Демократические выборы, Рыночная экономика, Права и свободы. От них остались бесформенные холмики мокрого песка и только.
В ожидании выпуска новостей Эмиль решил заняться полезным делом и почистить револьвер. Теперь у него имелись к нему две полные коробки патронов, которые он получил от Вигго Стрена — своего коллеги. Они редко виделись, не были друзьями, поэтому Эмиль удивился, увидев подле себя Стрена. Тот просто оставил на столе патроны и молча удалился. В это тяжелое время полезность боеприпасов многократно возросла и неразумно было отказываться от столь своевременного подарка. Но, несмотря на ценность каждого патрона, Эмиль не раздумывая, выпустил бы их все до одного в голову Механика, окажись тот вдруг рядом. Его ненависть к этому человеку была настолько велика, что, лишившись оружия, он задушил бы его голыми руками. Механик и только он был причиной катастрофы. Если остальные винили в обрушившихся на их голову бедах правительство, судьбу, самих себя, то они втроем знали имя настоящего виновника. Хотя ведь и не имя вовсе, а просто прозвище, ширму, за которой скрывался сам Дьявол…
В миг отчаяния Эмиль допускал мысль, что ему повстречался настоящий Сатана, решивший устроить на земле ад. Во всех действиях Механика агенту виделся злой умысел. Закрыв глаза, Эмиль мог легко представить, как тот подсыпает яд в напиток Мартина или даже толкает под проходящий поезд. Раз у Механика нет лица, это может значить только одно — у него бесчисленное множество лиц на любой вкус. Он в состоянии обернуться женщиной, стариком или ребенком, протянуть руки и украсть у тебя самое дорогое — любимую женщину, душевный покой, возможность видеть солнечный свет. И Маргарет, его красивая, умная жена сейчас рядом с этим мерзавцем…
Методично засовывая патрон за патроном в барабан револьвера, Эмиль краем глаза наблюдал, как Макс остановился возле него и протянул руку к кружке.
— Можно, я возьму?
— Здесь все общее.
Барабан со щелчком вошел в паз. Эмиль взял тряпочку, чтобы протереть ствол, но не успел он к нему прикоснуться, как в коридоре послышались раздраженные крики и звон разбитого стекла. Это не была простая размолвка. Тальбот обеспокоено взглянул на Эмиля и поднялся с места. Агент молча последовал за ним, не выпуская из рук револьвер.
В коридоре было душно, задымлено, неприятно пахло жжеными тряпками. Под ногами хрустели остатки стекла, выбитая дверь криво повисла на одной петле. Из проемов выглядывали удивленные лица агентов.
Трое взвинченных до предела мужчин, измотанных неопределенностью и хроническим недосыпанием, перестали сдерживать себя, перейдя к прямым угрозам. Словесные обвинения едва не обернулись поножовщиной, как вдруг раздался выстрел. Он прозвучал настолько неожиданно, что троица мгновенно умолкла и растерянно смотрела друг на друга, опустив оружие.
— У меня дурное предчувствие, — сообщил Макс будничным тоном.
Его голос помог им очнуться. Позабыв разногласия, бывшие враги ринулись в комнату напротив. Открывшиеся зрелище, заставило их побледнеть.
Вся противоположная стена была залита свежей кровью. На полу, прислонившись к стене спиной, сидел пожилой мужчина, раскинув руки. Рядом с ним валялся револьвер — брат-близнец того, что недавно заряжал Эмиль. В самоубийце опознали Тима Андервота, агента первой категории. Ему был шестьдесят один год, тридцать пять из которых он посвятил работе в отделе «Д». Возможно, он собирался отдать ей тридцать шесть, а то и сорок семь лет, но жизнь внесла в его планы свои коррективы. Андервот посчитал, что будет правильно подвести итог уже сейчас.