— В конце концов, это игровая комната или музей? — взорвалась я.
Не задумываясь больше о том, как поступила бы в такой ситуации Лорен, я решительно подошла к шкафу, схватила горсть карандашей и фломастеров, лист бумаги и положила все это перед малышом.
— Вот, Тедди, рисуй.
Под неодобрительными взглядами сестер и брата мальчик осторожно взял фломастер и дотронулся им до бумаги. На его мордашке появилось довольное выражение, и, уже смелее, он провел линию, даже высунув от усердия язык.
Я повернулась к детям.
— Готовы показать рисунки?
Первым решился Тоби, он сунул мне в руки свой листок, и я подняла рисунок повыше, разглядывая новую песочницу и большую желтую кляксу на колесах — видимо, самосвал.
— Здорово! — сказала я, потрепав его по волосам. — Хочешь теперь поиграть в настоящей песочнице?
Он кивнул.
— Тогда бегом одеваться, не забудь надеть куртку, а потом можешь идти в сад.
Тоби ускакал, а я принялась рассматривать рисунок Николь. Существо с рыжей челкой, изображенное на картинке, напоминало морскую свинку. Рядом со зверьком девочка нарисовала новый домик для своей любимицы.
— Замечательно, — похвалила я. — Мне нравится. Если хочешь, можешь пойти в сад вместе с Тоби и поиграть с Джинни. Не забудь держать ее так, как я показывала.
Я повернулась к Софи, ожидая увидеть на ее рисунке черного кролика, но она нарисовала человека со светлыми волосами и с большим сердцем на груди.
— Кто это? — спросила я.
— Это ты, мама, — ответила девочка. — После того, как тебя ударила молния. Другая мама.
Я оглянулась, проверяя, нет ли за спиной Гранта. Слова ребенка, чего доброго, могли убедить его в том, что после несчастного случая я действительно изменилась.
— Чудесно, Софи — Я заставила себя улыбнуться. — Мне очень нравится. Знаешь, все рисунки такие красивые, мы должны обязательно повесить их на стенку.
Софи округлила глаза.
— Но… ведь это беспорядок.
Я чуть было не ляпнула: «Ну и черт с ним, в детской комнате не должно быть такого идеального порядка», но вовремя опомнилась.
— Ты абсолютно права, Софи. Мы не станем вешать рисунки прямо на стену, мы купим специальную доску и прикрепим к ней.
Против такого решения она не возражала.
— Можно мне проведать Блэки? — спросила девочка.
— Конечно. Послушай, Софи…
— Да?
— Как ты думаешь, что приготовить на обед?
После вчерашнего провала мне не хотелось снова ударить в грязь лицом.
Она наклонила голову набок, словно оценивая мои способности, и едва заметно улыбнулась.
— Запеченную картошку с кетчупом и мороженое. Это наша любимая еда.
Пока я возилась на кухне, я совсем забыла о Тедди. Когда я наконец забрела в детскую, даже не помню, для чего, то не поверила своим глазам.
Тедди лежал на полу, положив перед собой рисунок. Я заглянула через плечо мальчика и ахнула от удивления. Это была не наивная детская картинка, а настоящее произведение искусства.
Я опустилась рядом с малышом на колени и спросила, почему он решил нарисовать именно это, но Тедди лишь пожал плечами и продолжал рисовать. Замерев от восхищения, я смотрела, как он наносит последние штрихи. Потом Тедди уселся и стал критически разглядывать свое творение, по-птичьи склонив голову.
На рисунке был сад. С безупречно выверенными пропорциями и мастерски учтенной перспективой. Юный художник не упустил ни малейшей детали — внутренний дворик, лужайка и живая изгородь были прорисованы с удивительной точностью. С помощью карандашей и фломастеров ребенок искусно положил тени и передал цвета. Казалось невероятным, что четырехлетний ребенок может быть таким великолепным рисовальщиком. Глядя на мальчика, я не могла удержаться от улыбки.
— Ты очень талантливый, Тедди. Думаю, ты многого добьешься.
— Зачем ты забиваешь ему голову всякой чепухой? — спросил Грант, появляясь в дверях.
Я подняла рисунок повыше, чтобы он мог рассмотреть.
— Посмотри, что нарисовал Тедди! — воскликнула я. — Это просто чудо.
— Неплохо, — согласился Грант. — Срисовал откуда-нибудь?
Я помотала головой.
— Мне кажется, он просто нарисовал то, что видел.
— Не разрешай ему рисовать на полу, он снова испачкает весь ковер.
— Значит, у детей должен быть стол для рисования, который можно пачкать, — парировала я.
При слове «пачкать» Грант отпрянул, и я не выдержала.
— Чем же им прикажешь заниматься целыми днями?
— Я уже говорил тебе: няня водила их гулять. Кстати, пора искать новую — пока ты больна, ты не сможешь уделять детям много внимания.
— На следующей неделе начинаются занятия в школе. Зачем сейчас искать няню?
— Лорен, утром детей нужно отвозить в школу. Ты сможешь вставать рано? — спросил он напрямую. — Последние два дня ты не просыпаешься раньше девяти, а занятия в школе начинаются без четверти девять. Значит, чтобы собрать их в школу, тебе придется встать в семь часов.
— Даже если мы дадим объявление сегодня, к будущей неделе мы няню не найдем, — заметила я. — А ты сам не сможешь пока возить их в школу?
— Боюсь, это невозможно. Я начинаю прием в восемь.
— Ты, кажется, говорил, что приедет моя сестра, — неожиданно вспомнила я. — Она водит машину?
— Бог мой, я и забыл о Карен. Как только тебя отвезли в больницу, я сразу же позвонил ей, она обещала взять отпуск и приехать на следующей неделе. — Грант задумчиво потер подбородок. — Если мы ее попросим, она могла бы несколько дней возить детей в школу. А ты сможешь как следует окрепнуть.
— Какая она, моя сестра? Мы с ней ладим?
По раздраженному вздоху Гранта я поняла, что он никак не может привыкнуть к моей неожиданной амнезии.
Голос дверного звонка спас меня от неприятного разговора. Я радостно побежала открывать и с удивлением увидела на пороге полную женщину. У нее был очень короткий «ежик» волос на голове и крупные висячие серьги. Но больше всего меня поразила ее одежда — широкие шелковые брюки и гигантская фиолетовая блуза, которая простиралась на необъятной груди, словно мини-шатер.
— Привет, сестренка, — сказала она, не обращая внимания на мой довольно бесцеремонный взгляд, и подставила щеку для поцелуя. — Грант сказал, что ты на смертном одре, а ты жива-здорова и, как всегда, цветешь. Я решила помочь с детьми, пока ты болеешь, но если ты хочешь, чтобы я уехала…
— Карен?
— А кто же еще? Значит, тебя выписали из больницы?
— Это невероятно — мы только что о тебе говорили. — Я с интересом разглядывала ее лицо. — Да, меня выписали позавчера, но я не хочу, чтобы ты уезжала.
— У тебя поразительно здоровый вид для человека, который умирал пару дней назад. Так мне можно войти? Устала в дороге как собака.
— Конечно, Карен, прости. Проходи, пожалуйста. Ты как раз к обеду. Надеюсь, не имеешь ничего против запеченной картошки и мороженого?
Она недоверчиво взглянула на меня, словно услышала очень смешную шутку, но вдруг перестала улыбаться и посмотрела на меня более внимательно.
— Не пойму, в чем дело, — сказала она, протискиваясь мимо меня в коридор, — ты какая-то другая.
Сейчас она увидит, что у меня другой цвет глаз, испугалась я, но в эту минуту появился Грант. Увидев свояченицу, он подошел к ней и чмокнул в щеку.
— Вот это да! Легка на помине! Мы ждали тебя только на следующей неделе.
— Ты меня так напугал своим звонком, что я решила приехать пораньше, — ответила Карен и бросила посреди прихожей небольшую дорожную сумку. — Когда ты звонил из больницы, я подумала, что Лорен вот-вот отправится на небеса. Тогда я попросила отпуск по семейным обстоятельствам, и вот я здесь.
Она мне уже нравилась.
— Как хорошо, что ты приехала, — улыбнулась я. — Не знаю, говорил ли тебе Грант, но у меня амнезия. Совершенно ничего не помню — кто я, чем занимаюсь, что люблю, что ненавижу — ничего. Надеюсь, ты мне поможешь освежить память.