— Ноша действительно оказалась непосильной. Когда родились мальчики, Лорен совершенно растерялась, — продолжила Карен. — А когда у Тедди обнаружили поражение мозга, в ней словно что-то сломалось и она совсем забросила детей. Нанимала няню одну за другой, постоянно следила за тем, чтобы дети, не дай бог, не нарушили порядок в ее шикарном доме и ухоженном саду, и при каждой возможности исчезала с подругами. И не просто на день. Она уезжала на выходные, иногда даже на несколько недель, и оставляла детей с няней и Грантом.
— Почему Грант позволял ей так надолго уезжать?
— Потому что он слабый человек, я же тебе говорила. В Лорен он души не чаял и, по-моему, в глубине души считал себя недостойным ее. Когда-то он надеялся управлять ею, но чем старше она становилась, тем больше отдалялась от него. Думаю, он хотел, чтобы она была счастлива, поэтому и отпускал. Но в том, что она уезжала слишком часто, он винил себя. А потом начал подозревать, что у нее роман.
— Он тебе сам об этом говорил?
— Сегодня утром, когда я высказала ему все, что думаю о его ночном поведении, он признался, что какое-то время подозревал Лорен в измене. — Карен посмотрела на меня и засмеялась сквозь слезы. — Поверить не могу, что говорю с тобой о сестре в третьем лице. Вы похожи с ней как две капли воды. Этого просто не может быть!
Неожиданно из кухни высунулась голова Николь.
— Тедди опрокинул пасту на колени, — сказала она. — Тоби над ним смеется, а Тедди злится.
Разговор пришлось прервать. Не сговариваясь, мы встали и пошли на кухню.
Часа через полтора, когда дети были уже в кроватях после ежевечернего купания, чистки зубов и сказок на ночь, мы с Карен уединились в гостиной. Но поговорить нам снова не удалось, уже вскоре с улицы донесся шум подъезжающей машины, и мы поняли, что вернулся Грант. Я встала, задернула шторы и зажгла свет.
Спустя несколько минут он заглянул в дверь. Я невольно вжалась в спинку дивана, пытаясь угадать его настроение. Грант бросил в мою сторону нервный взгляд, и мне показалось, что он чувствует то же, что и я. Решив проявить великодушие, я подошла к нему и спросила, как прошел день. Мне вдруг стало ужасно жаль этого человека после того, что я узнала о его отношениях с женой.
— На днях звонила медсестра и предупреждала, что мой заместитель никуда не годится, — сказал он, наливая себе виски. — Она оказалась права. Сегодня приходили пациенты, которые жаловались на зубную боль и неудобные коронки. Я чувствовал себя отвратительно.
— Не расстраивайся. Хочешь поесть? Я приготовила пасту.
Он взглянул на меня поверх стакана и кивнул.
— Да, я проголодался. Спасибо, Лорен.
Я обратила внимание, что он больше не говорит со мной с прежней раскованностью. Теперь в его тоне слышалась некоторая отстраненность, словно я была гостьей. Вероятно, утренний разговор с Карен возымел действие, решила я и почувствовала огромное облегчение. Если он не будет переступать черту, я, пожалуй, смогу найти в своем сердце каплю сострадания, ведь, в конце концов, Грант испытывал то же, что и я, когда не узнавал собственной жены. Разница лишь в том, что я не узнавала себя.
Он пошел за мной на кухню и уселся за барную стойку. Я поставила перед ним тарелку с пастой.
— Выглядит очень аппетитно, — сказал он и начал есть.
— Спасибо, детям тоже понравилось.
— Никак не могу привыкнуть к этим переменам, — заметил он, запивая пасту остатками виски. — Ты стала так внимательна к детям.
— Может, побывав на пороге смерти, я многое поняла и почувствовала, что должна успеть сделать для них как можно больше, — уклончиво ответила я. — Ведь никогда не знаешь, что будет завтра.
— Это верно, — кивнул он, внимательно глядя на меня. — Послушай, я хочу повторить свою просьбу. Да, я помню, ты хотела провести день с детьми, но, может быть, вечером мы с тобой сходим куда-нибудь? Только ты и я? А Карен побудет няней один вечер, она не откажется, вот увидишь.
Я решила не снижать планку своего великодушия и дать Гранту возможность загладить свою вину. Только о сегодняшнем вечере не могло быть и речи. Я взглянула на кухонные часы — стрелка приблизилась к восьми. Скоро надо будет выпустить Фрэнки.
— Сегодня я очень устала, Грант, — сказала я и увидела, как потускнело его лицо. — Но завтра суббота, и я смогу поспать подольше, а вечером мы с тобой обязательно куда-нибудь сходим.
Грант улыбнулся, и я почувствовала укол совести. Как легко было доставить ему радость! Вероятно, он просто нуждался в близком и надежном человеке, который сделал бы его жизнь счастливее.
— Куда бы ты хотела пойти?
— Не знаю. А что ты любишь делать?
Он протянул руку, и мне ничего не оставалось, как взять ее. Его рука была прохладной и твердой, но я не почувствовала ничего, когда касалась ее. Совсем другие ощущения я испытывала от прикосновений Дэна.
— Постоянно забываю, что ты ничего обо мне не знаешь. Так странно. Может, сходим в кино? Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм?
— Да, пожалуй, почему бы и нет.
— А может, поужинаем? Давай сходим в тот новый итальянский ресторанчик в деревне?
— Да, — ответила я. — Обязательно сходим.
Вскоре я поднялась наверх и с удовольствием забралась в постель, благоухающую свежими простынями. Перед тем как лечь, я предусмотрительно заперла дверь спальни. Несмотря на ранний час, чувствовала я себя как выжатый лимон. Забота о четверых детях явно оказалась задачей не из легких.
Казалось, прошла секунда, когда я открыла глаза и села в кровати. Увидев, что я проснулась, Фрэнки залилась восторженным лаем и стала нарезать круги вокруг моих ног. Я открыла входную дверь, впустив в квартиру поток холодного воздуха, и она радостно устремилась в сад.
Я взяла с порога пинту обезжиренного молока и улыбнулась, вспомнив, что Ричардсоны ежедневно заказывают пять таких бутылок. Даже мой холодильник неожиданно показался мне крошечным по сравнению со своим американским собратом в доме Лорен, который одним нажатием кнопки производил кубики льда и охлажденную воду из фильтра.
Позвав Фрэнки домой, я включила чайник и стала просматривать тоненькую стопку почты. Реклама дешевой пиццы, два письма от благотворительных обществ, которых я уже осчастливила в этом месяце, и надписанный вручную конверт. Я тут же узнала мамин почерк.
В конверте оказалась открытка от мамы с пожеланиями выздоровления. Она надеялась, что я не голодаю и тепло одеваюсь. В нашей семье никто особо не проявлял своих чувств, и мне было приятно, что мама заботится обо мне, пусть и на таком большом расстоянии. Интересно, перестала бы она относиться ко мне как к ребенку, если бы узнала, что я сама стала матерью четырех детей, подумала я.
Оказалось, что в доме совсем не осталось еды, необходимо было пополнить запасы. То, что я была Джессикой только половину времени, не означало, что я должна уморить себя голодом. И одно и второе тело, в которое я попадала, в равной степени нуждалось в еде и заботе, ведь каждое из них одновременно должно было жить полной активной жизнью. Вот только мое сознание они делили одно на двоих, поэтому одно тело могло случайно остаться без внимания, если я только что искупала или накормила второе. Одна надежда — любое физическое побуждение вроде бурчания в животе или желания помыться либо почистить зубы заставит меня забыть о том, что я уже проделывала это совсем недавно и поэтому нет необходимости делать это еще раз.
Я позавтракала мюсли с молоком, накормила Фрэнки и полила цветы. Когда я натягивала удобные джинсы, мне пришла мысль о перемещении части своего гардероба в дом Лорен. Даже если я буду носить ее одежду, я никогда не стану такой, как она. Мне нужна была удобная повседневная одежда, хотя бы иногда. По моим прикидкам, мы с ней носили примерно один размер, хотя она была старше меня и родила четверых. Лорен очень заботилась о своей фигуре и предпринимала гораздо больше усилий, чтобы держать себя в форме, чем я. Правда, если уж быть полностью откровенной, то мне просто очень хотелось перенести в ту, чужую для меня жизнь хотя бы часть привычных вещей, к тому же это было замечательным поводом для проведения небольшого эксперимента.