— Но не приказывал и сделать это?
— Нет.
— Или развернуть корабль?
— Нет, сэр.
— Вы отдаете себе отчет, что совершили серьезное нарушение правил воздухоплавания?
— Да, сэр.
— По сути, это был бунт.
Я глотнул воздух. Бунт!
— Мы все умерли бы, сэр.
— Да, наверное.
«Неужели, — подумал я, — мистер Прусс предпочел бы, чтобы я бездействовал и отправил нас всех в ледяную небесную могилу?»
— Так что же, герой вы или бунтовщик, мистер Круз? Интересный вопрос, вам не кажется?
Мне он совсем не казался интересным.
— В тот момент мне казалось, что я поступаю правильно, сэр.
— Что ж, учитывая, что кораблем руководил капитан Тритус, сомневаюсь, чтобы этот вопрос когда-нибудь стал предметом разбирательства в трибунале Воздушной Гвардии. Видите ли, ведь «Бродяга» был вполне приличным судном, пока не попал под начало к Тритусу. Разумеется, мы больше не будем использовать его для обучения наших курсантов. Вы согласны, мистер Круз?
— О да, сэр.
Он откатил свою коляску от стола и передвинулся вдоль него, туда, где солнечный лучик согревал дерево. Может, дело было лишь в перемене освещения, но впервые с его лица исчезла суровость, а глаза засветились добротой.
— Знаете, я ведь тоже видел его однажды. «Гиперион». Мы шли из Рио-де-Жанейро и заметили очень высоко над собой некий корабль. Название мы прочесть не смогли, но я видел его в профиль и знал, что кораблей такого типа уже не осталось. Это мог быть только «Гиперион».
— Потрясающе, — отозвался я.
— Вам ведь известно, кто летел на «Гиперионе»?
— Теодор Грюнель.
— Отлично. По слухам, везший с собой все богатства, нажитые в течение жизни. И кому мне было сегодня утром телеграфировать, как не родственникам Грюнеля? Да, вот такой сюрприз. Один из внуков Теодора, Матиас. Увидев эту историю в газетах, они навели справки. Очевидно, капитан Тритус отказался разговаривать с ними. Тогда они ухитрились раздобыть в Джакарте судовые транзитные документы и выяснили имя штурмана.
— Мистер Домвиль.
— Вот именно. Они надеялись, что он сможет сообщить им последние координаты «Гипериона». Но он, надо полагать, к тому времени уже умер.
Я был так огорчен, что на мгновение лишился дара речи. Единственный приличный человек на этом проклятом судне!
— Когда? — спросил я.
— Как раз прошлой ночью, от дыхательной недостаточности.
Если бы только Тритус начал спуск чуть раньше. Или я.
— Мне очень жаль, — выдавил я.
— Да. Очень печально. Матиас Грюнель, наверно, обнаружил, что в судовых бумагах вы числитесь помощником штурмана. Его интересует, не сможете ли вы пролить некоторый свет на местонахождение «Гипериона». Он хотел бы встретиться с вами.
— Он в Париже?
— Сегодня утром прилетел из Цюриха. Я сказал ему, что сомневаюсь, будто вы сможете чем-нибудь помочь. Навигаторские карты, без сомнения, у Тритуса.
— Карт нет, — объяснил я. — Они погибли, когда взорвался водяной танк.
— Ах вот как. Значит, по-видимому, верных координат не знает никто.
Я чуть поколебался, потом сказал:
— Я видел точные координаты, когда мистер Домвиль записал их.
— Собираетесь сами немножко поохотиться за сокровищами, мистер Круз?
Я неловко рассмеялся:
— Нет, сэр, вовсе нет. — Но вспомнил при этом о Кейт и всех её грандиозных планах насчет нас.
Декан Прусс пристально смотрел на меня, и на какой-то неприятный миг я подумал, уж не собирается ли он узнать у меня эти координаты.
— Любой пилот поступил бы безрассудно, попробовав добраться до «Гипериона» на такой высоте, — сказал декан.
— Согласен, сэр.
— И всё же, учитывая содержимое этого корабля, кто-нибудь может попытаться. Будь я помоложе и с ногами, может, и мне хватило бы безрассудства, как знать? Не удивлюсь, если Грюнель предложит вам небольшое вознаграждение за любую информацию. Это не помешало бы, да?
Интересно, он тоже заметил, какая поношенная у меня форма?
— Что вы скажете ему, это, разумеется, ваше дело. «Гиперион» не принадлежит больше никому. До тех пор, пока кто-нибудь не поднимется на борт и не предъявит право на вознаграждение за спасение его имущества.
Я подумал о Кейт, о том, как отчаянно ей хочется заполучить этот замороженный зверинец. О монетах, холодно мерцающих в трюмах. Даже у Тритуса нет точных координат, в лучшем случае лишь общее представление, учитывая его безмозглость. При мысли, что награда достанется ему, всё во мне бунтовало — после того, что он сделал с судном и экипажем.