Людмила Славина
Небесный рядовой
1986 год Афганистан. Провинция Гильменд.
Выехали рано, хотел Сергей по прохладце проехать. Оделись по форме, хотя были возражения. Отарбек развел ликбез, что в кроссовках, если на мину наступишь, только ступню оторвет, а в чёртовом сапоге про всю ногу можно забыть. Обулись по желанию, у кого что было. В БТР загрузили парней, а Сергей с Отарбеком устроились на броне, хотелось надышаться свежим воздухом. В Афгане Сергей начал курить. Что ему выделяться? Кури, как все. Когда куришь, то время замедляется, а время было нужно, чтобы подумать. Слова бати о тонком деле не давали ему покоя, ехать в кишлак всегда опасно. Хорошо, что Отарбек знает все их повадки. Надо ж было мальчишку задавить! Хотя это не так уж и трудно сделать, они сами лезут под броню. Надо внимательно смотреть, чтобы ничего не утащили. Их всё интересует: и пила, и саперная лопатка, и боеприпасы. Как они говорят: «Бог дал — Бог — взял, но надо заплатить». Вот и везут они сейчас солярку и шесть мешков муки. Так они оценили жизнь мальчика. И хотя батя и дружил с этим кишлаком, туда кто угодно мог прийти в гости или на разведку. Он мысленно вспоминал все претензии советников, которые не разрешали парням ездить на броне, а Сергей сам слышал про случаи, что при ударе из гранатомета внутри БТР все погибали. Он остановил БТР и сказал парням, что все, кто хотят, наверх могут пересесть. Сергей курил и вспоминал долгие разговоры с родителями о том, почему он, такой умный и талантливый, пошёл в армию. Он усмехнулся:
— Какой же я умный? Дурак дураком. Столько дров в училище наломал, аж страшно вспомнить. Талантливый? А в чем я талантливый? Девок разводить. Начальству угождать… — он сплюнул. Рядом с ним сидел совсем молоденький солдатик-срочник.
— Зачем Козлова взял, говорил же срочников не брать, — обратился он к сержанту.
— А куда ж его? Сам попросился… Пусть опыта набирается.
— Ты прям не слышишь меня, Гамов.
— Про вас, товарищ лейтенант, говорят, что счастливый вы, вот и просятся, — пытался юлить сержант.
— Оставь его, потом разберёшься…Что на тебя нашло? — Отарбек толкнул Сергея плечом.
Сергей посмотрел на санитара. Бросил недокуренную сигарету.
— Что он скажет на это? Что ему тревожно? Чуйка не дает покоя? Что какая-то сволочь посылает сюда, в этот ад, необученных солдат? А ему, Сергею, грех на душу брать? Да не хрена здесь не легче, также, как везде — у каждого своя правда. Поди — разберись, что делать! Кончай, что сопли распустил, плакса? — опять подумал он о себе в третьем лице. Он шепнул Козлову:
— Держись рядом. Козлик…
— Что так напрягся? Дело простое… Ты лучше, начальник, скажи, как ты при живой жене невесту завел? Знаю, что ты талантливый, так баб не проведёшь, — пытался отвлечь его Отарбек.
Сережа промолчал, оглядывая окрестности. Становилось жарко, иногда налетали порывы ветра. Юное лицо Козлова поблескивало потом, присыпанное местами плотной афганской пылью.
— Что без бронежилета?
— Жарко
— У тебя что запасная жизнь есть? Надень и терпи.
А правда, что вы, товарищ лейтенант, комбату жизнь спасли? — осмелел Козлов.
— Не комбату, а шишке одной… Приехали в часть проверяющие: сидели бы в части, так нет, понесло одного на задание. Интересно ему было, куску дерьма. Задел каблуком растяжку… Что делать надо, боец?
— Упасть на землю…
— Вот… а он озираться начал, головой крутить. Вот я его и завалил на землю. Обошлось. Я в госпитале недели две полежал и вернулся назад.
— За это орден получили?
— Повезло, советник важной птицей был, — Сергей щурился на солнце. Он хотел в дукане купить себе тёмные очки, свои он случайно разбил. Он не рассказал солдатику, что советник придрался к нему и его другу Вовану. Они только вернулись с задания, обезвоженные с воспаленными языками, которыми не могли ворочать. Обратившись к ним и услышав непонятный ответ, советник, поджав губы, процедил:
— Вы пьяны, старлей, и товарищ ваш тоже, проследуйте за мной, — и повел их к переправе, на которой командовал комбат. В огромной колонне что-то грохнуло. Советник шагнул в сторону, в кювет и напоролся на растяжку. Потом он трясущимися губами просил прощения у Быстрицкого:
— Я не понял. Прости лейтенант, я помогу… договорюсь…
Это была не первая награда Быстрицкого, но первый орден. Но он не любил об этом вспоминать.
Страшный грохот прервал его мысли, полыхнул соляркой Камаз. Боковым зрением он увидел, как из кабины вывалился водитель, спина его горела. Он скатился в кювет и подорвался на мине. Второй водитель попытался подползти под машину, спасаясь от пулемётчика.