Они с Тадиэлом неизменно становились жертвами насмешек и шуток Лахаила — ему покоя не давало их воодушевление Адом, восхищение и преклонение перед величием пустыни. Поначалу Кариэль наивно думала, что его и самого притягивает Ад и его жители, потому он рядится в демонские одежды, но потом поняла вроде как: это он выделялся среди солдат, не желал сливаться с прочими ангелами. Удобство шароваров из легкой ткани по сравнению с форменными брюками Кариэль представляла и завидовала по-белому, провожая быструю фигуру Лахаила задумчивым взглядом. Что-то в нем было особое, что она хотела бы разгадать.
«Если бы был у меня выбор, где родиться, я бы лучше появилась на свет здесь, в пустыне. Не демоном, конечно, — писала Кариэль, опасливо оглядываясь и видя там только Тадиэла, что, высунув язык от усердия, ладил стрелы оперением. — Я бы хотела быть здешней птицей, парящей в небе и видящей всю красоту. Они стремительные и смелые — Лахаил сегодня отправился на охоту, препирался с капитаном и вернулся с крупной черной птицей. Удивительно — со стороны кажется, будто перья стальные, так они переливаются».
Как и обычно — половину пришлось вычеркивать. В этот раз Кариэль поленилась и не стала уничтожать свои записки, а заштриховала текст и спрятала поглубже в свою сумку, а сама, гибко потянувшись, встала и вышла из палатки. На нее ворчали солдаты, сидевшие у самого входа, но двинулись, чтобы Кариэль не пришлось перепрыгивать через их ноги.
За палаткой она неожиданно наткнулась на темную фигуру, приметила мерно вспыхивающий огонек, напружинилась — показалось, это какая-то магия. Но тихий смешок заставил Кариэль подпрыгнуть на месте. По голосу она с изумлением узнала Лахаила и подошла поближе, поскольку совершенно глупо было бы сбегать и давать ему повод для десятка новых острот.
От него странно пахло — терпко, пряно, дымом, но не костром. Прищурившись, Кариэль подозрительно поглядела на бумажную трубочку, набитую чем-то пахучим (она не могла понять, приятный это запах или нет); заметив то, как она тянется ближе, растревоженная неизвестным ароматом, Лахаил молча сунул руку в карман шароваров и извлек сверток из плотной бумаги. На обороте что-то написано было, и Кариэль поклялась бы, что это не енохианский.
— Демонское курево, очень даже неплохо, — порекомендовал Лахаил, и Кариэль несмело вытащила себе пару палочек и спрятала. — Там, в самокрутках, какие-то местные травы, но они не дурманят голову, а успокаивают.
Вряд ли это было разрешено, если Кариэль никогда прежде о таком не слышала, потому она благоразумно промолчала. Однако мысли по-быстрому избавиться от самокруток или даже кинуться сломя голову к капитану с донесением у нее не возникло. И Кариэль оставалось только поразиться своему милосердию: ведь часть ее, слыша ехидства Лахаила, мечтала отомстить, но теперь не нашла в душе того злого огня.
— Удивительно, как ты нашла это место. Тут я обычно прячусь от Ризеля, чтобы он не отправил меня снова на патрулирование, — сказал Лахаил и объяснил, качая головой: — От капитана.
— Вы… знакомы? — несмело спросила Кариэль. Никто из них не отваживался называть хмурого сурового командира по имени, как и никто, кроме нее, не смог бы обратиться к Нираэль иначе как «полковник». Она уставилась на Лахаила, на редкость беззаботного и спокойного, даже приятного, и поразилась, что в его тоне нет ни малейшей опаски.
— Я учился с нашим капитаном в гимназии на одном курсе, — снисходительно произнес Лахаил. — Ризель всегда был усердный, любил учиться — я был уверен, что он хорошо устроится в армии и будет достаточно умен, чтобы держаться от передовой подальше. Он похоже размышлял о моей судьбе — и погляди, где мы сейчас. Никогда не спрашивал, отчего Ризель тут оказался…
Они помолчали. Наблюдая за ним, Кариэль не могла не поразиться точности и изящности движений его руки, тому, как Лахаил лениво втягивал воздух и выдыхал белесый дым. Пахло жжеными травами.
— Сюда я прихожу на закате, но немного припозднилась, — сказала Кариэль. — Отличный вид на закатное небо. Обычно оно кажется красноватым, но в этот момент переливается и золотым, и оранжевым, и лимонно-желтым. Буйство красок, которым я не знаю названия.
С поднимающимся кусачим раздражением она оглянулась на Лахаила, но тот был спокоен, точно прохлада ночи, мурашками пробравшая ее, охладила наглецу голову и заставила позабыть свои излюбленные шутки.
— Это уродливое место, отвратительное, — говорил он, и голос Лахаила скрежетал от удивительно рьяной ненависти к Аду. — Несправедливое на корню, обрекающее страдать каждое существо, что ступит на песок. Ты молода, наивна, тебе оно кажется прекрасным. Я не знаю, кого мне жаль больше: юнцов, которые презирают Преисподнюю, наученные древними наставниками, или одиночек, тронутых его жестокой прелестью. Вторым предстоит жестоко разочароваться.
Она ненавидела чувствовать себя ребенком, которому что-то терпеливо втолковывает умудренный опытом взрослый; только с Нираэль она готова была терпеть это ощущение. Подобно же Лахаилу говорили глубокие человеческие старики.
— Сколько ты в Аду? — невольно спросила пораженная Кариэль, не способная ничего выдавить в свое оправдание.
— Столько, что уже не вспомню. Разве ты считала года, проведенные на человеческих войнах? Для бессмертных ощущение времени постепенно слабеет, пока не пропадает совсем. На Земле ты хотя бы можешь видеть, как смертных гнут прожитые десятилетия, как их волосы белеют, но Ад никогда не меняется. Это бойня без конца.
Лахаилу потребовалось несколько секунд на новую затяжку, а Кариэль заметила, что и ее дыхание вырывается клубами пара: перевалило за полночь, наступали самые холода, и ей захотелось вернуться в палатку и по уши закутаться одеялом, забыться сном, раз уж сегодня стеречь выпало не ей… Вдалеке, на линии фронта, явственно расцветали вспышки, широкие куполы защитных заклинаний и росчерки боевых. Отзвуки боя были не слышны, но Кариэль могла бы их представить: крик, хруст костей, с воем летящие дрожащие стрелы, скрежет стали о сталь.
— Когда-то я любил Ад всем сердцем, но после понял… — снова заговорил Лахаил. — Этот мир мы ненавидим, а он ненавидит сам себя, и порочный круг никогда не преодолеть. Каждое существо в Аду мечтает о кровопролитии, потому что мы их этому научили. Демоны озлобились, зверье ходит следом за армиями и жрет еще не остывшее мясо, потому становится все яростнее.
— Значит, мы виновны в бедах Ада? — недоверчиво спросила Кариэль. — Не стоило вторгаться? Но ведь наш священный долг — защищать людей, а если б не объявление войны, демоны продолжили бы безнаказанно совращать людские души, множить грехи?
Осекшись, Кариэль поняла, что звучит так, будто читает строки из талмуда учебника.
— Ты довольно прожила с людьми, чтобы понять, что им не нужны демоны или ангелы, чтобы творить зло. Это та свобода, которую им подарили… Неужто ты желаешь лишить выбора и привести к свету насильно?
— Мы подскажем им верный путь, но прежде нужно отвратить от них демонов, — замявшись, высказала Кариэль.
— Я был бы счастлив, если так. Думаю, сегодня прорвут оборону демонов, что в Шартавоке, — предрек он, — это крепость неподалеку от той, на которую мы точим зубы.
Глядя на всполохи на горизонте, Кариэль совсем не различала свои и чужие заклинания, не привыкшая, чтобы над полем боя металось столько полуодичавшей магии, но поверила Лахаилу на слово. В его голосе звучало искреннее беспокойство, однако трусом он не выглядел.
— Выспись перед налетом, нас наверняка отправят завтра в ночь, — сердечно посоветовал Лахаил. — По себе знаю, как трудно не терять сознание в полете. Если нам повезет, крепость сдастся без боя: взломаем их защиту, они будут как на ладони.
Научившись на ходу его читать, Кариэль точно могла бы сказать, что — нет, никто им не сдастся, а драться демоны будут, пока не полягут все, — так, как она видела, когда впервые пролетела над ними, сбрасывая разрывные амулеты с боевой магией.