— Украл? — фыркнула Кариэль, откровенно веселясь. — Украл книгу и принес в Рай?
Тадиэл опустил голову, багровея чуть оттопыренными ушами, и бурчал неразличимое, шагая за ней след в след. Наверняка он просто забыл, что так нельзя; в Раю все было общим, здесь не крали, не присваивали. Да и — у кого он украл? У мертвых монахов, которые если и вдыхали сейчас сладкий запах цветов где-нибудь на окраине Рая, то думать забыли про пыльные страницы, над которыми горбатились в скриптории.
— Что это было?
— Я не успел прочесть. На входе в Рай нас обыскивали, нашли в вещах книгу. Наказание обещали мягкое, но я сам вызвался в отряд.
— Желаешь умереть?
— Я быстрый, легкий. Я могу помочь, подхожу гораздо больше многих для этого налета.
— О. — Кариэль ухмыльнулась очень едко, так, как она подсмотрела у пары знакомых вояк из людей. — Похвальное рвение. Славный ты ангел, Тадиэл.
От пышущей через край наивности он наверняка не заметил насмешки, а Кариэль не стала говорить больше ничего, потому что на самом деле не хотела его обидеть. Так ли далеки они были, ищущие что-то важное в людях и их творениях?..
Оставаясь подле Тадиэла, она по-птичьи часто вертела головой, рассматривая остальных в отряде. Нынче уж не скидывали за замеченную гордыню (впрочем, то — лишь легенды, пересказанные шепотом среди любопытных детей); никто из них не мог разделить участь Самаэля⁶ за неудачную нелепую дуэль, мелкое воровство или неподчинение приказу. Чтобы стать Падшим, нужно было преступить по-настоящему. Вокруг же гомонили те, кому не достало зла в сердце стать грешниками и предателями, они, застывшие где-то на перепутье.
— Прощаются, — вздохнул Тадиэл, наблюдая за супругами и целыми семьями на краю поляны, где звучали слезные речи и пылкие заверения.
Каждая трогательная сценка — сюжет для чувственного романа о вечной любви и верности. Быть может, из глухой зависти Кариэль обходила такие окраины стороной, пробираясь прямиком к арке-порталу, где начинали пробегать светлые огненные искорки. Ей некому было лобзать щеки, покрывая их жаркими поцелуями; с Нираэль они попрощались с утра сухо, по-деловому. Обе спешили. Нираэль не просила писем, но она про себя решила, что станет писать. Не Нираэль — так для себя.
— Тебе не с кем расставаться? — спросила она у Тадиэла.
— С семьей я попрощался дома. Они меня не винят — это главное. Жалеют только, что я не стал художником, как хотел. Это Закиил вдохновил меня сбежать в армию из академии.
— Одно другому не мешает, — мирно предложила Кариэль. — Возьми грифель и бумагу — рисуй. Мне говорили, Ад не так живописен, как наши сады, но тоже… впечатляет. Слава Богу, ничего общего с больными фантазиями людей.
Редко когда встретишь такого открытого и честного; всех знакомых Кариэль закалила, испортила война, сделала их подозрительными и резкими. Этот же еще не расшибся, не почувствовал, был невесом и звонок, честен. Птица мира. И рассказывал все о себе, не таясь — в Раю не принято было скрываться и запирать на ночь двери, а Кариэль ужасно отвыкла от этого, потому честность Тадиэла граничила для нее с глупостью. И ей стыдно было это осознавать.
— В фехтовании ты как? — спросила Кариэль.
— Неважно.
— Держись рядом, — повелела она, не зная, зачем взваливает на себя заботу о мальчишке. Воскликнула пораженно: — Гляди, уже портал стоит!
Таких она прежде не видела: проще попасть в мир людей, чем пробиться в Ад, оплетенный крепкими заклинаниями. Потому открывшийся перед ними разлом наливался болезненным красным, полыхал зарницами, вспухал, как свежая рана. Из него пахнуло чем-то пряным, крепким; разило печным жаром. Их переводили через границу, как детей, тщательно следили. Капитан прикрикивал, поддерживая порядок. Лошади тащили телегу, взрывая землю бороной. По бокам от зыбкого портала стояли два мага с воздетыми руками, а в нем посверкивали пугающие огни. Когда очередь дошла до них, Кариэль набрала в грудь побольше воздуха, привалилась плечом к плечу Тадиэла.
Горячий ветер ударил в лицо, вывернул распахнувшиеся крылья, едва не опрокинул Кариэль, как детскую игрушку, набитую тряпочками. Пытаясь удержаться, она схватилась за тех, кто стоял рядом, застонала в голос. Потом по лицу рассыпались волосы — лопнул кожаный шнурок, Кариэль заметалась, стала трясти головой, припала на колени. Кто-то похлопал по щекам, и она увидела встревоженного мальчишку, застывшего над ней с бурдюком воды. Следом маячила грозная тень капитана.
— Нельзя проходить через портал в состоянии усталости, рядовой Кариэль! — гремел сверху голос капитана. — Вы знаете инструкции! Вы подвергли опасности себя и сослуживцев!
— Прошу прощения, капитан, — проскрипела Кариэль, чувствуя, будто песок забил глотку, так жадно и глубоко она вдыхала раскаленный воздух Ада.
Оглядевшись, она заметила других солдат; по лицам многих также пробегала сильная бледность, но они держались на ногах: были удачливее или боялись свалиться из-за выговора, который достался ей. Опираясь на Тадиэла, вдруг принявшего роль ее верного оруженосца, Кариэль выпрямилась. Никогда она не стояла на коленях ни перед кем.
Ад поражал, и Кариэль надолго застыла, рассматривая сыпучие вершины красных барханов. Ей не доводилось быть на человеческом Ближнем Востоке, она слышала легенды оттуда, тысячи раз пересказанные со слов прекрасной демоницы Шахразад, те, что баяли во всех трех мирах. Но Ад выглядел лучше всех пустынь мира смертных. Он был ими всеми одновременно.
Алый песок сиял на солнце. Казалось, что он напитан кровью — Кариэль в мире людей привыкла, что реки кровавятся, становятся багряными от битв (видала она такую, что на Синюхе⁷), а не пачкаются золотым ихором или смолянистой черной кровью демонов. Ад разворачивался красным брюхом, обманчиво казался беззащитным; но на горизонте вгрызались в небо угловатые горы из алого песчаника. В свете солнца переливались все песчинки под ногами, точно перетертый в порошок драгоценный лал.
— Нужно двигаться ближе к нашим постам, нас отнесло немного в сторону! — доложил солдат-чародей, один из немногих, дрожа от напряжения под взглядом командира. — Демоны наверняка увидят заклинание перехода, получилось неаккуратно. Стежки на изнанке грубые.
Заработав еще несколько испепеляющих взглядов от капитана, Кариэль собралась, выпустила крылья и взмыла вслед за остальными, заняв место в конце отряда. Она чувствовала, что туда ее и направили бы — прикрывать тылы, а многие командиры любили, чтобы об их приказах догадывались заранее. Глядя вниз, различала, как лошади натужно волокут повозку сквозь песок. На них падали черные росчерки крылатых теней.
Небо в Аду казалось жестче, чем в Раю. И ветер как будто сам норовил ее сшибить, уничтожить, подчинить. Но Кариэль упрямо стремилась вперед, преодолевая сопротивление враждебного мира. Потихоньку она привыкала к странному полету — или это Преисподняя сдавалась, признав в ней достойного противника.
Впереди темнел ангельский пост, притаившийся за красной сыпучей горой.
ПРИМЕЧАНИЯ (в этот раз они точно не влезли в поле, простите, так что я разошлась)
[1] Vanitas vanitatum et omnia vanitas — лат. «Суета сует и вся суета»; знаменитое изречение, которое употребляют по отношению к чему-то мелочному, бессмысленному. Строка из книги Екклезиаста (1:2), а высказал такую мысль будто бы сам царь Соломон.
[2] Макабр, он же пляска Смерти. Популярный сюжет для Средневековых гравюр, картин, да и вообще предметов искусства, изобращающий саму костлявую, которая сопровождает плясунов-людей в могилы. Здесь Кара неиронично намекает, чем закончатся их беспорядочные телодвижения.
[3] Вообще-то легкомысленно так просто относиться к числам в христианской мифологии. Четвертое колено в Коленах Израилевых, например, зовется Иудиным. Речь не о том самом персонаже, конечно, но все равно оно не зря тут звучит в перекличку с «Тайной вечерей» из предыдущей главы. Согласно пророчествам же, Мессия должен был происходить все из того же колена Иуды (Быт. 49:10).