[4] «Мене, текел, фарес» — загадочная фраза из ветхозаветных текстов, которая предрекла падения Вавилона: «Вот и значение слов: мене — исчислил Бог царство твое и положил конец ему; Текел — ты взвешен на весах и найден очень лёгким; Перес — разделено царство твое и дано Мидянам и Персам». (Дан. 5:26–28)
Однако, вполне вероятно, Кара ссылается и на представления древних египтян о загробной жизни, описанные в «Книге мертвых». Согласно их мифологии, сердце умершего клалось на весы, противовесом служило перышко; так определялась степень грехов человека. Если сердце перевешивало, умершего тут же съедало чудовище, а если оставалось в равновесии и «было найдено легким», то человек заслуживал благополучное посмертие.
[5] Элийяху — не адаптированное имя библейского пророка Илии на иврите. Он действительно часто изображался в красных одеждах и со свитком в руке. Среди славянских народов широко известен как Илья-пророк, перенявший часть черт языческого бога Перуна. К тому же, является предтечей Иисуса Христа.
И Кара все правильно подмечает, Илия за благочестие попал в Рай еще при жизни и был одарен бессмертием (4 Цар. 2:11), и это однозначно исключительный случай, потому что обычно в загробные миры отправляются только духи. Впрочем, одного живого в Аду мы уже видели.
Кстати, забавно, но именно этот святой является покровителем ВДВ и военно-воздушных сил в принципе.
[6] Самаэль — «яд Бога». Ангельское имя Люцифера, которого он лишился после Падения (знакомые с основными работами вспомнят, что этим именем он позже назвал сына, чтобы позлить Рай). Частицы —эль, -эл и -ил в именах ангелов переводятся как «Бог», поэтому по традиции в большинстве из них этот кусочек встречается, хотя есть и небольшие исключения. При Падении ангелы отрекаются от Бога и теряют право называть по-прежнему, поэтому Кара зовется именно так в прологе. Однако по отношению к Сатане она тут использует именно ангельское имя, хотя так не очень-то принято.
[7] Кара говорит о битве при реке Синие Воды (она же Синюха) в 1362 году; побоище между литовцами и Золотой Ордой.
========== III ==========
Поначалу Кариэль думала, что их безжалостно вышвырнут на поле боя, так торопливо отряд гнали до защищенного сотней чар лагеря, притаившегося за внушительно вздымающимися песчаными горами. Бои шли дальше — на грани, на полоске между бесконечным пылающим песком и красноватым небом. Однажды ночью они вылетали; Кариэль запомнила лишь свистящий в ушах ветер, боевые амулеты, которые сыпались между пальцев, а внизу грызлась ангельская пехота, врезающаяся в неровный строй демонских солдат, которых Кариэль видела смутными мелкими тенями. Любопытство всколыхнулось в ней, ночь была холодной и звонкой, напоенной воем внизу, визгом, напоминающим звериный. Крик был знаком Кариэль, побывавшей во многих сражениях, но примешивалось к нему некое отчаяние, безысходный рев.
Для стремительного налета тоже нужен был момент, дабы прорыв не прошел впустую, чтобы войска успели подтянуться прямо к горам. Как и говорила Нираэль в далеком Городе Архангелов, складывалось все крайне неудачно, Рай отступал, нес потери — впервые за столько столетий демоны оказались по-настоящему воодушевлены. Что-то у них случилось; Самаэль поднял свой народ на борьбу.
Капитан их штрафного отряда, едва прибыв, встретился с другими офицерами, надолго скрылся в палатке-шатре, занавешенной цветастым ковром, каких Кариэль никогда не видывала. Приблизясь, она запуталась взглядом в переплетении сложных узоров, но Тадиэл попытался оттащить ее прочь: как бы не подумали, что она подслушивает. Забота мальчишки, не умеющего подумать о своей жизни, Кариэль здорово забавляла.
Пробыв в Аду недолго, она успела проникнуться им, поразиться виду простора. Ветер здесь дул иной — ему не мешали раскидистые сады и плотно заставленные домами улочки, и он рвался, бился, сам сражался с ангелами… Все в Аду было прекрасно — дикой и звериной красотой. Кариэль поглядывала на скалистые горы, куда им предстояло отправиться: именно среди вершин цеплялись демонские форты, чудом не обваливаясь. Главной мечтой ее вскоре стало прогуляться среди гор, пробежаться по ущелью, запрокидывая голову и видя поднимающуюся над ней красную породу.
Они жили с пятеркой других солдат в просторном шатре, но почти все время Кариэль проводила снаружи, то стояла в карауле, то летала — тоже стерегла подступы к их маленькому военному городку. В тылу они прятались; должно быть, от операции зависело многое, потому чародейства на их сокрытие не жалели. Ежедневно в небе скользили разведчики, неизменно талдычившие, что выступать еще рано; капитану их вести не нравились, но он благодарил солдат одними и теми же словами и отсылал обратно в ставку, что стояла гораздо южнее — лететь всю ночь.
В первые же дни Кариэль столкнулась с разжалованным лейтенантом — долговязый тип с нервическим лицом, злым взглядом и с лохматыми клокастыми волосами темно-русого цвета ей не понравился сразу же. Дружбы с Лахаилом никто не водил, а он сам задирал их, цеплялся к каждому слову, высмеял сразу же Тадиэла, как тот в свободную минутку сел на песок, подстелив какую-то циновку, выклянчил у Кариэль белый лист и грифель и принялся рисовать.
Лахаил был тут давно — его перевели из другого отряда, когда он и там всем надоел хуже пустыни; вид у него был неприкаянный, злой. Вместо ангельского мундира он носил по демонской моде расшитые богатые шаровары (клялся, что снял с мертвого врага) и широкую рубаху, а на поясе таскал два хищно изогнутых кинжала. «Как два демона сразу!» — как-то бросила Кариэль ему вслед.¹ К счастью, Лахаил не услышал, занятый своими думами, а Тадиэл тревожно зашипел пустынной змеюкой (на юге видели таких, потому все летали, а не топтали зыбкий песок) и напомнил, что нарываться на еще одну дуэль в ее-то положении — последнее дело. Кариэль согласилась, но ей вовсе не было стыдно.
Скукой мучиться ей пришлось недолго, потому что Кариэль принялась писать Нираэль, хотя и полагала, что ответа не дождется: та не любила излагать чувства словами, отвечала односложно и по делу, когда Кариэль из мира людей справлялась о жизни в городе архангелов. В этих же заметках она больше живописала красоты Ада и рассказывала про новых товарищей. Полагая, что Нираэль не станет слушать демонские легенды, которые тут пересказывали втайне от офицеров, Кариэль сдерживалась и не начинала долгие напевные мифы.
Она писала много и почти столько же рвала и выбрасывала, боясь, что письмо прочтут при передаче (письма отправляли вместе с снабжением, что прилетало почти еженедельно, притаскивая все самое необходимое); Кариэль опасалась, что сама Нираэль не поймет и заклеймит безумной.
«Однажды мы были во Дворце Архангелов, туда повели всех гимназистов незадолго до выпуска, — писала Кариэль, вспоминая детские годы. — Я никогда не видела столько белого цвета и света. Мы прошли в зал, подняли головы и увидели там окулюс, сквозь который лился дневной свет.² Учитель спросил, что я вижу. Что чувствую. Я стояла, с головы до ног облитая светом. Я хотела сказать, что мне жарко, душно, глаза печет, если долго глядеть наверх, что это напоминает мне о легендах про Ад. Но я всего лишь сказала: «Свет Господень». Потому что так написано в учебниках, потому что нельзя иначе. Но вот я взглянула в глаза учителю и поняла, что и он не видит ничего подобного. Что Бог нас давно оставил. Но правила заставляют его задать вопрос. А теперь я вдруг почувствовала Его присутствие — и где, в Аду! Разве мог кто-то другой сотворить этот прекрасный мир, сверкающий при закатном солнце всеми красноватыми оттенками, своевольный и надменный, жаркий. Мы считаем врагами и его — не только демонское племя, которое я, признаться, пока не встречала лицом к лицу (лишь Лахаил хвастает у костра, но я знаю, что он не стал бы лгать товарищам — потому считаю его россказни правдой). А ведь как прекрасен Ад…»
И вымарала половину, а потом, подумав, уничтожила листок, украдкой сбросила его в костер, разведенный для обогрева: иначе адскую ночь можно было не пережить. Со стороны фронта их прикрывала песчаная возвышенность, а позади раскинулись безопасные земли, на которых ангелы плотно обосновались…