Дорогая мисс де Ври,
Благодарим Вас за Ваше письмо. Прежде всего позвольте сказать, что мы с великим, огорчением узнали о смерти вашего дедушки. Примите наши наилучшие пожелания Вам и Вашей семье в это нелегкое время. Мы высоко ценим то, что Вы нашли время сообщить нам о наблюдениях Вашего дедушки во время путешествия на воздушном шаре, а именно — о виденной, им «некой разновидности крылатых, млекопитающих».
Мы полагаем, что, если бы такие создания существовали, их, конечно, обнаружили и описали бы уже давно. Каждый год поступают сотни сообщений о недоказанных встречах с некими аномальными существами на земле, в воздухе и в морях, и мы считаем своим долгом ученых смиренно напомнить вам, что Ваш дедушка не был достаточно подготовлен и при его состоянии здоровья мог страдать дополнительной аберрацией зрения…
— Дополнительная аберрация зрения, — с издевкой бросила Кейт, читая поверх моего плеча. — Они имеют в виду, что у него были видения. Почему бы прямо не назвать его старым, дряхлым дураком!
Я немножко отвернулся, чтобы дочитать.
Мы посоветовали бы Вам выкинуть эти записки Вашего дедушки из головы и обратить свои интересы на какие-либо другие занятия, более подходящие для юных леди.
— Вы дошли до части о «занятиях для юных леди»? — поинтересовалась она.
— Да, только что.
— Полагаю, они подразумевают штопанье носков и вышивание или изготовление масляных шариков для обеденного стола.
— Вполне возможно, — согласился я. — Можно я закончу?
— Вы очень долго читаете, — заявила она.
Я помахал письмом.
— Вы же без конца меня прерываете!
Она, похоже, поняла, что мешает мне, и надменно уставилась на ковер.
Весь остаток письма состоял из «искренне Ваши», и «спасибо за интерес к Зоологическому Обществу», и так далее, и так далее. Оно было подписано сэром Хью Снаффлером.[1] Я мысленно представил его. Лысеющий громкоголосый коротышка.
— Заносчивые старые тупицы, — пробормотала Кейт. — Будто они обследовали каждый дюйм планеты. Как будто кто-нибудь сделал это! А вы? — она почти выкрикнула это.
— Что — я?
— Вы летаете уже много лет, да?
— Ну, три.
— И какую часть неба вы видели?
— Небольшую, если так ставить вопрос.
— Совершенно верно. Корабли движутся по маршруту и, как вы сказали, отклоняются от него только по необходимости. В результате миллионы и миллионы километров неба и моря должны оставаться неисследованными.
— Думаю, вы правы, — кивнул я.
— А как давно аэростаты вообще летают?
— Лет пятьдесят или около того.
— Всего ничего, иными словами. Так как они смеют говорить, что тех созданий не существует?
— Особенно здесь, над Тихим океаном, — сказал я, удивляясь сам себе. — Воздушные и морские пути здесь куда менее оживленные в сравнении, скажем, с Атлантикой.
— Вот именно, — сияя, отозвалась она.
— А ваши родители знают, что вы писали в Зоологическое Общество?
— О боже, нет! Они бы заперли меня в комнате, спрятав бумагу и ручки! Они были бы оскорблены этим! Сказать об этом кому-то не из семьи! Распространять его безумные бредни! Хотела бы я, чтобы он был моим отцом, а не маминым. Стоило тратить на нее его истории. Да у нее нет ни капельки воображения!
— Зато у вас есть. Вопрос только, все это плоды воображения или реальность.
— Координаты острова, которые он записал. Мы будем пролетать над ним?
— Надо проверить, но, по-моему, нет.
— Вы проверите, ладно?
— Да, — сказал я.
— А если мы не будем пролетать над ним, вы скажете мне, когда мы будем к нему ближе всего?
— Скажу.
— Правда? — Она, казалось, удивилась.
— Да.
— Дедушка думал, что они мигрируют, и сейчас то же время года. Мы можем увидеть их.
Я подумал о ее фантастической камере.
— А если вам удастся их сфотографировать? Что вы будете делать тогда?
— Пошлю фото прямиком сэру Хью Гнусавому, в Зоологическое Общество. Это приведет его в чувство.
Я засмеялся:
— Уверен, что так и будет, мисс.
— Не называйте меня мисс.
— А как вас называть?
— Кейт, разумеется.
— Если я начну звать вас Кейт теперь, когда мы вдвоем, я могу вдруг забыться и на людях, и это будет воспринято как дерзость.
— Дурацкие правила.
— Их изобрели люди вашего круга. Не я.
— Хорошее замечание, — оценивающе отметила она, задумчиво хмуря брови. — Действительно хорошее.