– «Первые шаги», пьеса Юрия Мухина. Исполняет автор. А вам, молодые, желаю не задерживаться с первыми шагами в известном направлении.
Музыку все узнали по «Доброму утру». Мухин сыграл еще насколько своих вещей и вернулся под аплодисменты.
– Мухин, скажи, а как ты музыку сочиняешь? – спросил Петя.
– А я ее не сочиняю. Мне пальцы мои иногда ее играют. Главное их почаще на струны класть.
Глава 10
В ноябре опять была выставка студийцев Билютина, на этот раз в маленьком зале на Таганке. Ажиотаж был еще больший, о ней появились хвалебные статьи в «Известиях», «Советской культуре», и даже в журнале «Советский Союз». Говорили о большом резонансе в западной прессе, еще бы – наконец-то в СССР происходит отход от догм соцреализма!
На выставку по традиции опять пошли все вместе, а после собрались у Антона с Верой. Купили много вина, в кулинарии у метро голубцов и расположились на знакомой кухне.
– Модернисты выходят из подполья! Э-ге-гей! – Белка махала бокалом и не могла сдержать своих чувств. – Вы хоть знаете, что скоро вообще цензуру отменят?
– Белка на хвосте принесла.
– Я абсолютно серьезно. Вы слышали всю эту историю с Солженицыным?
Вокруг одиннадцатого номера «Нового мира» творилось что-то невероятное, неделю назад у городских киосков выстроились очереди, составлялись списки, весь тираж мгновенно смели. Повесть «Один день Ивана Денисовича» ходила по рукам, за ней гонялись, но прочитать ее пока не было никакой возможности.
– Ну так вот, говорят, Твардовский летал специально в Пицунду, когда Хрущев там отдыхал. И пробил. А заодно и с цензурой разобрались, не будет ее больше.
– Эх, Беличьи новости. Легки и непосредственны, – вздохнула Вера. – Все немного не так было. Твардовский дал рукопись Лебедеву, помощнику Хрущева, с расчетом, чтобы тот замолвил словечко в нужную минуту. Лебедев взял повесть в Пицунду и как-то вечером, улучив момент, грамотно ее представил: мол, принес Твардовский, важная вещь, нужна политическая оценка. А Хрущев любит, когда ему читают вслух. «Ну-ка, – говорит, – почитай». Первую часть слушал по вечерам, а со второй так вообще все дела задвинул, «Иван Денисович» пошел прямо с утра, Хрущев даже Микояна приглашал, вдвоем слушали. Пробрало.
– И что?
– Хрущев позвонил в Москву, поручил отпечатать ровно двадцать экземпляров. Отпечатали, шлепнули красную печать, ну, типа, не выносить, не делать копии, не передавать другим и вернуть в ЦК по истечении надобности.
– А ты откуда знаешь? – не выдержала Люся.
Всем стало немного неловко.
– Отец домой принес. Не на работе же ему читать. Я ее за ночь проглотила.
Люся сделал вид, что все поняла.
– И что было дальше? – заволновались все.
– Раздали всем членам президиума ЦК, Хрущев попросил ознакомиться к его приезду. И на первом же совещании всех спрашивает: «Ну что?» А тогда ведь, помните, сумасшедший дом в мире творился, братья китайцы войска в Гималаи ввели, полезли на наших друзей индийцев, пойди разберись. Все и забыли про книжку-то. «Ну, ладно, – говорит Хрущев, – завтра опять у вас спрошу». И давай им стихи читать.
– Стихи?!
– «Наследники Сталина» Евтушенко. Лебедев ему в Пицунде и это успел в уши вложить.
Вера на секунду ушла в себя, вздохнула и произнесла:
Читала она хорошо.
Президиум ЦК сидит, головы в плечи. А он им дальше:
Тишина мертвая. Хрущев: «Предлагаю опубликовать». Ничего не поделаешь, опубликовали.
– Мне кажется, Хрущев – главный поэт нашей эпохи. – Кира сидел с бокалом вина, как усталый грузинский князь.
– Хорош поэт, – фыркнула Белка. – У него в каждом предложении по ошибке.
– Он мыслит как художник. – Кира с улыбкой посмотрел на нее. – Ну как вам такое – шесть минут с трибуны ООН рассказывать анекдоты? Вот где хеппенинг! Он же ведет себя как поэт во всех своих начинаниях! Все его причуды – это есенинские коленца. Каждая речь – поэма. Неуклюжая, согласен. Но живая! По бумажке почти не говорит, а если говорит, то непрерывно соскакивает, вся ценность в этих его лирических отступлениях. Мастер импровизации.
– А кто у нас тогда Евтушенко? – уточнила Люся.
– Летописец Нестор. Ему главное успеть все записать. Но чем тщательней будет записывать, тем меньше будет поэтом, – подвел итог Кира.