– Жаклин в конце должна кричать: «Никита, Никита!»
Кира с Петей переглянулись и вдруг покатились от смеха. Все сидели, ничего не понимая, пока наконец Вера не сказала строго:
– Так, ну хватит уже. Давайте говорите, в чем дело.
– Вера, нет! – замахал руками Антон. – Это по работе.
– По работе? – заинтересовалась Белка. – Чем же, братец, вы там занимаетесь? Мне всегда казалась, что ваша организация серьезная.
– Старик, давай все-таки не при девушках. Пойдем покурим. – Кира поднялся с дивана.
– Эй, эй, мы так не договаривались! У нас тут Новый год и веселье, – не унималась Белка. – Братец мой смешно рассказывать не умеет, у него все, как из «Науки и жизни». Давай-ка ты.
Она потянула Киру за руку и усадила рядом. И тотчас залезла на диван с ногами.
Шансов устоять перед ней не было никаких. Кира сделал паузу, вздохнул и вкрадчиво начал:
– Жаклин Кеннеди выбрила лобок. Ее спрашивают: «Ты чего, мол? Некрасиво!» А она: «Муж очень пугался. Проснется ночью и кричит: „Фидель, Фидель!“». – «Ну и что, помогло?» – «Да не совсем. Теперь просыпается и кричит: „Никита, Никита!“».
Белка прыгала на диване, веселясь, Вера схватила Антона и попыталась его задушить. Катя просто смеялась, не стесняясь.
– Иди запиши! – попросил Антона Кира.
– Погоди. Вот тебя, Мухин, сразу определишь, на работе ты или нет, а про меня ведь ты никогда такого не скажешь. Вот вроде бы мы празднуем и веселимся, но при этом выполняем дело государственной важности. Понял?
– Ладно-ладно, туману-то напускать, больно важный стал. Вот прилетит Жаклин через год в Москву, вызовут опять в Кремль играть, тогда я вам и расскажу, что у нее и как.
– Мухин, а на чем ты играешь? – спросил Петя.
– На электрогитаре.
– Позови как-нибудь на концерт.
– А пойдемте шестого в кино, на премьеру? – предложила Катя. – По радио хвалили, говорят, актеры красивые и музыка модная. Фантастика, по Беляеву, «Человек-амфибия».
Танцы вспыхнули с новой силой.
Перед этим открыли «Массандру» из родительского бара, и девушки быстро прикончили всю бутылку. Первой вянуть на глазах стала Вера: весь день у плиты, плюс дебют гостеприимной хозяйки. Когда она заснула на диване окончательно, Петя с Антоном отнесли ее в чулан, где стояла тахта, на которой обычно останавливался родственник из Тамбовской области, привозящий осенью картошку и квашеную капусту. Ее там и положили, под железнодорожной картой Советского Союза.
Антон пригласил на танец Катю, Белка – Киру. Мухин вдруг засобирался – ему нужно было к молодой жене, та не захотела бросать в новогоднюю ночь родителей. Эдик поковырялся в мухинских записях, завел какую-то бесконечную катушку с очень медленной музыкой и слинял, потушив свет.
Через какое-то время растворились и Белка с Кирой.
Антон Катю из своих объятий не выпускал, спрашивал про платья, как она их придумывает, потом они немного обсудили и костюмы Жаклин, потом он стал требовать, чтобы Катя ему показала, каким образом она свое платье надевает, потому что эта загадка целый вечер не дает ему покоя.
Но для этого, конечно, его нужно было сначала снять.
Петя ушел на кухню. Луна светила в окно, внизу бегали девушки с бенгальскими огнями. Он взял початую бутылку шампанского, вышел потихоньку и вызвал лифт.
Глава 2
Обедать обычно ходили в пирожковую. Была у них, конечно, хорошая столовая, все свежее и недорого, а главное, без этих общепитовских фокусов. Но там было скучно, мужики взрослые со своими разговорами, а к ним присоединяться пока еще не хотелось. Зато до пирожковой – два шага. До улицы Жданова – бывшей Рождественки – и налево, на углу. Там напротив был Архитектурный институт, а поэтому всегда собиралось полно студентов, ну и студенток, конечно. Но приходили они туда не только за атмосферой, там было невообразимо вкусно. Смуглые немолодые женщины, скорее всего татарки, бойко раскатывали тесто, лепили пирожки, на десять копеек можно было взять порцию бульона, наваристого и душистого, и по семь копеек пирожков – сколько душа пожелает. И стоять за круглыми столиками под мрамор, смотреть в окно на прохожих, наблюдать сцены из студенческой жизни и просто разговаривать друг с другом. На это у них был целый час.
Но самое главное – именно здесь им приходили самые свежие мысли.
– Отжимаем Усатого и торжественный вынос тела.
– Институт стали.
– Институт лени.
– Совсем не смешно.
– Может, Электросталь в Электрохрусталь?
– А смысл?
– Ну, там типа Сталин, а тут Хрущев.
– Ага. Просто высший класс.
– Нет, ну ты послушай, хорошо же.
П: После XXII съезда Институт Стали хотят переименовать в институт Лени, а город ЭлектроСталь в ЭлектроХрусталь!