Выбрать главу

– Лучше всего тебе бы ответил Фрейд. Он видел в основе остроумия всего два стремления – агрессивное и сексуальное.

– Пока не очень понятно.

– Согласись, у тебя не торс атлета. Вот у него с этим получше. – Лук кивнул на Петю.

– Предположим.

– И одеваешься ты простовато, да и лицом твой коллега поинтересней. Есть еще критерии, о которых я ничего не могу сказать: как там у тебя в штанах и можешь ли ты этим сокровищем хорошо распорядиться?

Антон покраснел. Лук перестал читать лекцию и начал объяснять все очень ясно и просто:

– В конце концов ты можешь станцевать перед девушкой так, что она забудет обо всем на свете. – Он вдруг сделал несколько смелых движений. – Но если ничего этого нет, у тебя остается лишь одно средство победить – твое остроумие. А заодно и мимоходом убить своего соперника – одна фраза, и его нет.

Лук наклонился к Антону и посмотрел ему в глаза. Потом опять заходил по комнате.

– Как ни странно, остроумие – еще и отдушина для чувства враждебности. Если вам что-то не нравится и вы не в силах это изменить, вы будете бесконечно над этим шутить.

Лук покружил-покружил еще и наконец сел.

– Каждый из нас стремится свою энергию попусту не тратить. Остроумие позволяет нам экономить на торможении, нам меньше нужно сдерживаться. А чувство юмора – это экономия чувств. Мы просто преобразуем боль и гнев в улыбку и смех.

Лук сделал паузу и посмотрел в окно.

– Теперь что об остроумии говорит Ленин… Если точнее, это все мысли Гегеля в «Науке логики», кстати, самые интересные рассуждения в мировой литературе на эту тему. Ленин просто законспектировал его в «Философских тетрадях». Итак: «Остроумие схватывает противоречие, высказывает его, приводит вещи в отношения друг к другу, заставляет понятие светиться через противоречие». Таким образом, светящееся противоречие между сущностью и явлением есть то общее, что присуще всему остроумному, – замысловато подвел итог Лук. – На сегодня все.

Он собрал портфель и молча вышел. Все с облегчением выдохнули.

– Голова гудит, – сказал Петя. – Зато я теперь знаю, как могло бы называться наше подразделение. «Группа солнечной радости и светящегося противоречия».

* * *

Вообще-то они назывались «Группа по анекдотам». Все произошло стремительно, и Петя долгое время не мог поверить в происходящее, думалось, рано или поздно им скажут – ну все, посмеялись – и хватит, розыгрышу конец. Идите делом заниматься.

Все началось с того, что Петю вызвали в деканат, это было уже во время диплома, там сидел какой-то незнакомый дядька, задал ему несколько вопросов, а потом повел его в комнату на первом этаже, с дверью без таблички и даже без номера. За все пять лет Петя никогда не видел, чтобы ее кто-то открывал.

Там ему и сделали предложение. Все было просто и логично. Ситуацией в стране Петя интересовался и был в курсе, что сразу после смерти Сталина статус органов госбезопасности понизили с министерского ранга до Комитета при Совете министров, формально уровняв его с Комитетом по делам религий. И было понятно почему – весь этот ужас не должен был повториться.

Михаил Иванович – так этот мужчина представился – рассказал, что органы сократили вполовину, палачей всех выгнали. Теперь была нужна свежая кровь – честные и толковые молодые ребята, которые просто хорошо будут делать важное для страны дело. В органах объявили «комсомольский набор», искали кандидатов среди выпускников институтов, инженеров с производства и комсомольских работников. Пусть у них пока никакого опыта, зато руки чистые.

Петя думал недолго, через неделю в той же комнате с ним встретился еще один человек, совсем еще молодой, лет тридцати пяти, и после разговора с ним Петя уже не сомневался.

Это был Петин будущий начальник, Филиппыч, за глаза хотелось называть его именно так. Работая с ним уже полтора года, Петя не переставал ему удивляться. Он был каким-то очень адекватным, никаких тебе догм и стереотипов, все ясно и по существу. Умел слушать и принимал аргументы. Но свои доводы выстраивал так, что никуда не денешься. На каждого настраивался по-особому, окружал себя личностями, каждого откуда-то откапывал и использовал по полной. У него было какое-то свое поле, оно сразу обволакивало, и иногда становилось совсем уж не по себе, казалось, Филиппыч видит насквозь и считывает все твои мысли.

Как-то, Петя тогда уже почти год работал с Филиппычем, тот вспомнил, как после войны они разбирали тонны книг, которые свезли в Петропавловку изо всех разрушенных хранилищ и квартир Ленинграда. Нужно было все рассортировать и развести по библиотекам. Сидели на хорах, в соборе, почти под куполом, и часами читали, не могли оторваться. Чего там только не было, и какие издания! Потом это чтение обрело порядок в голове, в университете ему читал лекции по истории академик Тарле.