- Ну так что, Люк, ты мне все же поможешь?
Взгляд капитана 'Орегано' вновь стал насмешливым. Почему-то я понимал, что если сейчас откажусь, произойдет нечто важное, такое, что уже нельзя будет изменить.
К вантам, соединяющим палубу с вершиной мачты, я шел на деревянных ногах. Ванты, сплетенные из крепких канатов толщиной с запястье, стали вдруг казаться мне тонкими и непрочными. Стараясь не смотреть на бездну за бортом, я начал подниматься.
Мне приходилось лазать по вантам не один раз, но никогда прежде подъем не давался с таким трудом. Наконец, вот и она, вершина мачты, я все же смог перебороть себя, и теперь оставалось только набраться мужества, и оторвать взгляд от самой мачты. Но когда я все же смог это сделать и оглянулся по сторонам, то замер, замер от восторга. Господи, какой красивый открывался отсюда вид!
И еще волшебное чувство, что ты летишь сам, а корабль - только твой помощник. Безбрежное море, близкое небо, и за него, кажется, можно потрогать, далекий берег в синеватой дымке...
В тот момент я понял, что пропал, пропал навсегда, и ничто в мире не сможет помешать мне вновь и вновь оказываться высоко над землей.
Наконец, оторвавшись от бесконечно красивого вида, простирающегося вокруг, я вспомнил, зачем стою здесь, на самой верхушке мачты. Фал оказался натянутым до звона, издаваемого струной, а значит, можно не отвлекаться на всякие пустяки, и снова любоваться бесконечно красивым видом.
К реальности меня вернул голос одного из матросов 'Орегано', заявившего, что от страха, дескать, у мальца свело руки, и теперь придется отправлять кого-нибудь на мачту, чтобы спустить его вниз.
Когда я очутился на палубе, первым, кого я увидел, был капитан.
- Ну как? - коротко поинтересовался он.
- Красиво! - только и смог ответить я.
Клянусь чем угодно, на этот раз в глазах капитана 'Орегано' я узрел выражение удовлетворения...
На острове Сиоль мы пробыли две недели, и к концу этого срока я считал себя одним из команды 'Орегано'. Пусть самым молодым и неопытным, которому поручается только то, что на обычных кораблях доверяют юнгам, но разве теперь для меня все это что-нибудь значило? Так я и не понял, зачем 'Орегано' опускался у Гволсуоля: то ли для того, чтобы кто-то из его жителей показал единственный источник воды на Сиоле, то ли для того, чтобы я встретился со своей судьбой.
Все две недели несколько одетых в балахоны людей, постоянно державшихся особняком, копались в развалинах, явно пытаясь что-то найти. Что именно, не знал никто, подозреваю, даже капитан Миккейн. Судя по их недовольным лицам, когда мы улетали с острова, найти им не удалось ничего.
Обратный путь в Гволсуоль заставил меня сильно понервничать. Нет, не потому, что один из матросов, невысокий, черноволосый и черноглазый вьюн сказал, что таких пассажиров как я высаживают прямо на лету.
- Будем пролетать над Гволсуолем, снизимся, - заявил он, - и постараемся сбросить тебя прямо в трубу твоего дома, мы всегда так делаем. Если не хочешь в трубу а, например, во двор, заранее попроси господина капитана. Но в любом случае, сбросить тебя придется.
Нет, боялся я совсем не этого, другого: меня высадят в Гволсуоле, а сами улетят дальше. И на этом все закончится. И мне никогда уже не придется подняться в небо, туда, где я теперь постоянно летал даже во сне.
Но нет, все мои страхи оказались напрасными. Капитан 'Орегано' сам подошел ко мне и предложил то, что я все время оттягивал на самый последний момент, опасаясь отказа - остаться в команде.
Следующие пять лет моей жизни неразлучно были связаны с 'Орегано'. А матрос, который все пугал меня тем, что домой мне придется вернуться через трубу, оказался вполне неплохим парнем, и мы даже сдружились. Зовут его Энди Ансельм, и теперь он один из команды 'Небесного странника'.
В Гволсуоле после этого я побывал только один раз, погостив две недели. Привез подарки отцу с матерью и брату, успевшему жениться и обзавестись парочкой сопливых карапузов, для которых я стал дядей. Матери я втайне от отца также оставил денег, - немного, у меня тогда их почти не водилось. Вернее, не так - я копил золото на покупку медальона воздушного навигатора. Потом, став навигатором, я начал откладывать деньги, надеясь когда-нибудь накопить на собственный корабль, и уже на нем прилететь в родные края.
За тот срок, что я отсутствовал в Гволсуоле, там не изменилось ничего.