— Почти всех?
— Известен случай, когда уцелевшая белая грызь напала на Гримхоуп — она старая и хитрая, и потому сумела улизнуть от Гексмашины. Считается, что когда-то эта особа принадлежала к чимекской знати, однако за свое преступление — она убила собственную семью — была приговорена к превращению в червя-камнеточца. Согласно легендам изгоев, эта тварь почему-то возомнила себя бессмертной; ее постоянно мучил голод, и она решила, что переживет империю и все творения чимеков.
Молли рукавом рваного платья вытерла капли влаги со зрительной пластины паровика.
— Голод — ужасная вещь, мягкотелая Молли. Голодное существо забывает про разум, про мораль, про богов. В своем отчаянии голодное существо способно практически на все. Когда-то чимеки почти ничем не отличались от вас, людей. Такая жизнь вызывает только жалость. Массовый голод вынудил их совершить мерзкие преступления, заставил возносить молитвы гнуснейшим существам.
— Когда Гексмашина показала тебе, как можно сплавить вместе два ваших тела, думаю, она оставила в вас капельку себя, Слоустэк.
— Она была с нами, мягкотелая Молли. Даже в те дни, когда мы были Сильвером Уанстэком, позором рода паровиков, прокаженным среди металлических людей. Теперь же мы позор вдвойне, и она по-прежнему внутри нас. Если мы переживем это испытание, металлический народ нам не поверит. Где это видано, чтобы святейшая из всех машин сделала осквернителя нашего племени своим инструментом!
— Вам поверят! — возразила Молли. — Я найму какого-нибудь щелкопера с Док-стрит, чтобы он написал про нас в бульварном листке, и потом отправил копии Королю-Пару. Вот увидишь, после этого в твою честь будут слагаться гимны.
— И как ты назовешь свое произведение?
— Ужас хрустальных пещер, — ответила Молли. — Только меня все равно неправильно поймут. Народ решит, что я такая храбрая, такая бесстрашная. Что ничего не боялась, не ведала усталости, а ведь, если сказать честно, ради глотка холодной воды я сейчас готова на все что угодно, даже махнуть рукой на наше с тобой дело. Все, о чем я расскажу в этой истории, будет происходить, потому что мне так захотелось, а не потому, что у меня не было иного выбора.
— У тебя был выбор, мягкотелая Молли, — ответил паровик, — и ты шла по своему пути, и оставалась ему верна. И нет в мире большего мужества, нежели это. Гексмашина позволила нам краешком глаза взглянуть на мир, в котором ты была иной, этот мир являл собой темное, холодное, мрачное место. Иногда судьба целой страны зависит от обыкновенных поступков самого обыкновенного человека.
— Я не уверена, Слоустэк, что я — самый удачный выбор. Почему именно я из всех людей, что живут в Шакалии, почему не кто-то другой, более достойный? Ведь я никто, подкидыш из работного дома. Все только и делали, что говорили, что я, мол, плохо кончу, буду слоняться по улицам, якшаться с городским отребьем. Уж лучше бы эта миссия выпала кому-нибудь вроде Эмили Харш или пилота аэростата. У меня нет родных, у меня нет занятия, чтобы зарабатывать на жизнь. Так почему из всех людей именно я?
— Так уж сплетены нити великого узора жизни, что таково твое место в нем, мягкотелая Молли, — ответил паровик. — В таких жилах бежит кровь Виндекса, причем не только в буквальном смысле — ты истинная наследница его дела. Из всех его потомков, в чьих жилах кровь поет свою песню, лишь ты одна достойна того, чтобы быть с нами рядом.
Последнее слово паровика неожиданно заглушил жуткий вой, эхом разнесшийся по тоннелю.
— Это явно глотка мягкотелого, — сделал вывод Слоустэк.
— И не обычного представителя людского племени, — добавила Молли. — Этих существ оседлали дурные Лоа.
Молли обострила все свои чувства и тотчас уловила движение Гексмашины сквозь магму. Кстати, их с паровиком отделял от Гексмашины примерно час пути.
Молли и Слоустэк бросились прочь от приближающегося воя, однако Молли не торопилась, она то и дело ощупывала путь, словно пыталась что-то найти.
— Молли мягкотелая, что ты ищешь?
— Они совсем близко, Слоустэк! Догонят нас в считанные минуты.
— У меня нет оружия, способного дать отпор Уайлдкайотлям, — предупредил ее паровик. — Нет даже простой парочки боевых клонов. Скажи, ты уже подсоединилась к Гексмашине?
Молли покачала головой.
— Нам нужно поберечь силы. Мы должны остаться здесь и встретить их лицом к лицу.
— Скажи, а ты не чувствуешь присутствия еще одной стаи остроклювов?
— Единственные, за кем здесь стоит вести охоту, это мы с тобой, старый паровик. — С этими словами Молли подтянула его ближе к себе. — Встань со мной рядом, Слоустэк. И даже не пытайся прикрыть меня своей грудью. Мне ни к чему героические жертвы.
Дальше по коридору два каторжника обогнули поворот — вернее сказать, выкатились, словно две сферы черного света, повисшие над землей. Их руки трещали, извергая испепеляющее пламя. Увидев Молли и паровика, они с диким ревом устремились вперед. Впрочем, нет, даже не рев исторгали их горящие глотки, а оглушительный ликующий рык.
— Это хаос, — произнес Оливер.
На другом конце улицы солдаты Третьей Бригады дисциплинированно отходили назад. Первый ряд вел огонь, а тем временем те, что отступили на пару шагов, перезаряжали мушкетоны. На мосту Нагкросс восставшие хватали уравненных революционеров за металлические ноги и сбрасывали в воды Гэмблфлауэрса; политические борцы промчались мимо расположенных на мосту лавок, потрясая полемическими дубинками.
Коммодор Блэк разжился карабином одного из погибших агрессоров и теперь вел прицельный огонь по солдатам Третьей Бригады; надо сказать, что с каждым выстрелом последних становилось заметно меньше.
— Спрячься за что-нибудь, юноша, — посоветовал он Оливеру, — твой меченый череп примет в себя пулю не хуже, чем любой другой.
К ним подбежал один из офицеров Бенджамина Карла; единственный знак отличия — красная повязка на рукаве.
— Рядом с воротами канализации строят заграждение. Наши люди не смогут туда прорваться.
— А другие мосты? — спросил Оливер.
— Охраняются даже лучше, чем этот.
Мост Нагкросс непременно следует захватить. Оливер посмотрел на ряды солдат на другом его конце. Он попытался найти укрытие позади деревянного редута — переносной баррикады, какие обычно возводились в неблагонадежных кварталах квотершифтских городов. У него на глазах появилась колонна солдат, присланная для укрепления позиций к северу от моста.
— Другая форма, — заметил коммодор. — Обрати внимание, шапки, а не кивера. Маршалу сейчас не до гордости, если он вынужден задействовать другую бригаду, лишь бы сломить сопротивление горожан.
На противоположной стороне моста показался старый паровик, поддерживаемый с обеих сторон юными политическими борцами из партии левеллеров.
— Страж Тинфолд, — пояснил карлистский офицер.
Тинфолд устало свистнул, и из-под металлических пластин его корпуса вырвалась струя пара.
— Я же говорил Хоггстону: мы не готовы для открытой борьбы. Лично я голосовал за партизанскую войну.
Оливер указал на квотершифтских солдат, загородивших собой северный край моста.
— Время их союзник, старый паровик, а не наш. Если мы не освободим Миддлстил прежде, чем рухнет проклятая стена, тогда вы получите партизанскую войну. Она вам гарантирована — поколение за поколением будут вынуждены сражаться на нагорьях.
— Ах, как все-таки ваша раса привыкла действовать сгоряча! — вздохнул паровик. — Что ж, в таком случае придется избавить Шакалию от нашей проницательности. Люди в городе отрезаны от остального мира. И нам нужно либо прорваться из окружения, либо признать, что мы попали в окружение и капитулировать. Мост Нагкросс должен пасть.
На другом конце моста квотершифтским солдатам поднесли новые ящики с боеприпасами. Это прибавило захватчикам боевого духа; они принялись яростно истреблять ряды уличных бойцов. Выбивая полемическими дубинками двери в домах, разношерстная вольница бросилась в укрытие.
Парочка смельчаков попыталась выбежать на мост и швырнуть ручные бомбы в северный конец моста, однако расстояние оказалось слишком большим даже для любителей игры в четыре шеста. Гранаты взорвались перед баррикадой, а вот стрелки Третьей Бригады мигом уложили отважных бойцов на месте. По старой традиции смутьяны наградили погибших товарищей бурей аплодисментов.