Поднялся веселый шум.
— Ай, молодец!
— Окунай их в нефть!
— И Зоряна тоже!
Аннатувак, не обращая внимания на измазанное лицо, весело смеялся. Он верил в эту примету нефтяников и желал, чтобы нефть потекла рекой. А Тихомиров совершенно растерялся и не догадывался воспользоваться платком или бумагой, а обтирал лицо руками. Глядя на него, Аннатувак хохотал еще громче.
— Ну над чем вы смеетесь? — огрызнулся Тихомиров.
— Доволен, что оказался не один!
— Ищете попутчика в ад?
— Разве это ад? — Аннатувак широким жестом показал вокруг. — Здесь скоро будет цветущий сад!
— Я не об этом! И зачем вам здешний сад — его тень и его плоды?.. Вы же небит-дагский житель.
— А я об этом! И я не небит-дагский житель.
Тихомиров насторожился. Неужели после выговора переведут в Ашхабад, в столицу республики? Что-то больно весел начальник конторы. Но выяснить ничего не удалось, Аннатувак отошел и разговаривал с Сулеймановым.
Скважина совсем разбушевалась. Газ уже клубился, бурно брызгала нефть. По знаку Сафронова рабочие быстро перекрыли задвижку, нефть и газ пошли. В наступившей тишине слышалось только бульканье. Карандаши забегали по блокнотам, и через несколько минут стало уже известно, что скважина будет давать сто пятьдесят тонн в сутки.
Аннатувак крепко пожимал руку Сулейманову. Слышался задорный голос Атабая, который тоном большого начальника поздравлял сазаклынцев с успехом и, подмигивая, приказывал выдать из директорского фонда баранов, вина, чтобы отпраздновать той. Аман показал Андрею Николаевичу на Аннатувака и сказал:
— Сегодня, кажется, выдержала испытание не только первая буровая.
Солнце уже клонилось к западу, когда Махтум вывел машину из песков на степную дорогу. Аннатувак и Аман выехали из Сазаклы последними. Парторг воспользовался случаем и побеседовал с новыми бригадами, которые еще не освоились в пустыне. Аннатувак о чем-то долго толковал с Очеретько, запершись в его комнатке, служившей и спальней и служебным кабинетом. И только Махтум, умевший во всякой обстановке находить себе развлечения, провел время весело и разнообразно: вымыл руки сазаклынской нефтью, попробовал на спор сдвинуть с места Пилмахмуда, проиграл и тут же утешился — принялся обучать девушек из малярной бригады песне нефтяников: «Приди на буровую, приди…» Потом пообедал с бурильщиками, успел и поспать и, когда двинулись в путь, был полон сил и бодрости. Парторг и начальник конторы тоже, как видно, чувствовали себя прекрасно.
Всех радовал успех сазаклынцев, веселила весенняя бодрящая погода.
Пустыня осталась позади, когда Аннатувак заметил на бугорке неподвижно застывшую зайчиху. По привычке он прикинул расстояние: довольно далеко, из двустволки можно и промахнуться. Но даже если бы зайчиха дождалась, когда подъедет машина, Аннатувак все равно не стал бы стрелять.
— Товарищ директор, стреляй! Видишь, на бугре? Стреляй же! — закричал Махтум.
— Брось, Махтум, нельзя сегодня лить кровь. Смотри, зайчиха ведь не убегает. Красуется, как будто говорит: «Полюбуйтесь на меня, порадуйтесь…» Она тоже довольна, что пришла весна. У меня и рука не потянется сейчас к курку.
Махтум резко остановил машину.
— У тебя не потянется, у меня потянется, — пробормотал он и схватился за ружье.
Човдуров дернул его за руку:
— Остановись!
И в ту же секунду зайчиха прыгнула, словно на пружинах, исчезла в кустах.
Аннатувак стащил шапку с шофера, бросил на сиденье, потрепал его за волосы.
— Ну, где у тебя соображение? В этой тыкве или еще где?
— Я же ваш служащий, — в тон ответил Махтум.
— Что ты хочешь сказать?
— Где у начальника соображение, там и у меня!
— Молодец Махтум! Не позволяй ему распускаться! — засмеялся Аман.
И, словно сговорившись, все трое вышли из машины. Махтум подмигнул Аману, хитро улыбнулся.
— Умишко у меня небольшой, товарищ Атабаев, но я хорошо знаю, что можно говорить и где можно говорить.
— Это ты к чему ведешь? — спросил Аннатувак, понимая, что шофер намекает на него.
— Если бы сказал эти слова товарищу Човдурову, когда мы были одни…
— Что бы случилось?
— Товарищ начальник вытаращил бы глаза, закричал: «Махтум, твой колючий язык за всякую ветку цепляется!» И кинулся бы на меня! Я бы, конечно, наутек, он — за мной, я бы вилял — он тоже. Я бы устал, он — взмок. Наконец схватил бы меня за шиворот и повалил на песок, как куль с мукой. Помял бы хорошенько мне бока, песком вымыл мои волосы…