— Сол… — кое-как выдавливаю я сквозь слезы.
Теперь тащат и ее, ставят на ноги. Исольда грубо вырывается, извиваясь всем телом — не для того чтобы освободиться, а чтобы двигаться самостоятельно. Тряпичный кляп сползает. Измученная полуулыбка искажает ее окровавленное лицо, и тут же чья-то тяжелая рука хватает ее за шею.
— Все хорошо, — говорит она, даже сейчас успокаивая меня. — Мы скоро увидимся. Обещаю.
Что-то хрустит под сапогами человека, который ее утаскивает. Я кое-как сдерживаю слезы, пока их не скрывает темнота, наступающая, когда лошади и повозки уходят по горной дороге, а в расщелине не остается даже отблеска света Арис.
Рыдания накатывают волной, и я буквально валюсь под их тяжестью. И только когда мои колени ударяются о камень, я вижу, что на месте, где стояла Исольда, где она сражалась перед тем, как попасть в плен, что-то поблескивает.
Моя подвеска, разбитая на тысячу осколков.
Сухие цветы — воспоминания родителей о нас, слишком синие, чтобы их можно было принять за настоящие, — медленно тают в воздухе. Они превращаются в пыль, потом в дым, и ветер уносит их прочь.
Внутри меня что-то обрывается и умирает.
Глава 31
Кажется, я уже целую вечность лежу, свернувшись калачиком, на камне и дрожу. Рейз молча дает мне выплакаться, пока во мне не остается ничего, кроме пустоты.
— Тебе больно? — спрашивает он, испугав меня. Как давно он сидит рядом? — Сили?
Я поднимаю голову, успеваю отрицательно ею помотать и снова утыкаюсь лицом в ладони. Не могу сейчас на него смотреть. Все правила человеческого поведения, которые я так старательно изучала, кажутся невнятными и недоступными для понимания. Я машинально поднимаю руку, чтобы поправить подвеску, но пальцы хватают лишь воздух.
Я снова начинаю плакать.
Рейз больше ничего не говорит. Он сперва задевает меня рукой, а потом его ладонь ложится на мое плечо жестом, обещающим объятия.
— Нет, — отстраняюсь я.
— Прости, — быстро отвечает он. Еще днем меня нужно было обнять; сейчас же меня трогать не надо. Да, я такая — сперва убегаю, а потом сижу на земле и рыдаю. Наверное, Рейз считает меня ненормальной.
— Прости, — вторю я, приглушенно всхлипывая. — Прости. Прости. — Я шмыгаю и киваю. У меня течет из носа, мне неловко. Не хочу, чтобы Рейз видел, как я вытираю сопли рукавом.
— Сили… — Его рука зависает над моим локтем, но он ее отдергивает. За минуту он уже дважды назвал меня привычным именем, а значит, что-то еще не так. — Перестань извиняться. Все в порядке. Ты имеешь право плакать.
Рейз разговаривает спокойно, но не слащаво, и мне просто хочется, чтобы он продолжал говорить. Он откидывается назад, наклоняет голову. Думаю, он специально на меня не смотрит. Ценю.
Я заставляю себя поднять на него взгляд и встретиться с ним глазами. Они у него опухшие, усталые, с темными кругами. Нос краснее, чем обычно, как будто он тоже плакал, но тихо, чтоб я не заметила. Почему правила нашей дружбы должны меняться?
— Рейз, — бормочу я. Он смотрит на меня выжидающе.
Мне нечего сказать. Но он пытается меня утешить, и я должна поступить так же. Я неуверенно протягиваю руку и касаюсь его плеча:
— Ты как?
Он не отвечает.
Что ж, я попыталась. Он не обязан со мной откровенничать, если не хочет.
— Нам бы поспать, — предлагаю я.
— Да, — соглашается он. — Надо бы.
Он разочарован — или огорчен, — но я не понимаю чем. Я сделала все, чтоб он мог мне довериться. Я прикоснулась к плечу, все такое. Внятно дала понять, что готова поддержать его.
Я уже намереваюсь отодвинуться, но тут он делает глубокий вдох.
— Сили, подожди. — От этого ласкового голоса я замираю. Моя рука касается его руки. Конечно, он сейчас рассердится и оставит меня тут одну. Вместо этого он говорит: — Не очень. В смысле, я — не очень.
Я вроде бы перестала плакать. Но чувствую липкие следы от слез на лице.
Немного выпрямляюсь. Потом кладу голову Рейзу на плечо.
Он не отодвигается.
Мы так и сидим, пока на щеках не остаются только сухие и зудящие соленые пятна. Мысли мечутся по кругу.
Наконец я нарушаю молчание:
— Ты так беспокоишься об Олани.
Лицо Рейза кривится, будто он пытается не заплакать опять.
— Да, — подтверждает он. — Очень беспокоюсь. Она… она самый близкий друг, который у меня вообще был.
Убедительно. Олани не особо любит поговорить по душам, но я видела, как они общаются. Как оберегают друг друга, понимают друг друга, подбадривают. Они настолько разные, их близость так неожиданна, но они дополняют друг друга.