Сестра моргает, но ответить ей нечего. Может, она ранена тяжелее, чем мне казалось.
— Ладно, — вздыхает она. — Дай только ополоснусь.
И тут до меня доходит, что от усталости я едва держусь на ногах, но я не хочу привлекать к себе внимания и пробираться к кроватям посреди комнаты. Вместо этого я просто прижимаюсь спиной к стене и сползаю на пол. Потом подтягиваю колени к груди и расшнуровываю ботинки. Исольда выглядит непривычно уязвимой без черной одежды, которая сейчас свалена в кучу на полу, как сброшенная чешуя. Ее бежевая нижняя рубашка и легинсы — такие же, как мои — превращают ее в мое непривычное зеркальное отражение.
Размотав бинты, Олани ощупывает крепкий череп моей сестры. Ее движения на удивление нежны. Она приподнимает подбородок Исольды и изучает ее зрачки.
— Как, ты сказала, тебя зовут?
— Исольда Грейгроув, — отвечает она. Я так давно не слышала нашей настоящей фамилии, что она звоном отдается в ушах. Может, нам и стоило бы назваться вымышленными именами — однако вряд ли мы сможем играть в эту игру неизвестно сколько дней (или недель). К тому же наше имя не так чтобы известно, в отличие от некоторых, так что какая разница. — А это моя сестра, Сили.
Олани кивает:
— Олани Фулбрейс.
Я не утруждаюсь напомнить, что мы уже знаем ее имя. Я вообще ничего не говорю. Просто рассматриваю свою ладонь, украшенную заклятьем. Кручу рукой и так, и сяк — стрелка все равно поворачивается и указывает в одном направлении. Но куда?
Олани достает из-под плаща сумку и роется в ней. Вынимает баночку с маслянистой субстанцией, мажет блестящую рану на виске Исольды, затем обматывает голову свежим белым бинтом.
— Руку давай.
Исольда подчиняется, подставляя обнаженное плечо.
— Ай! Осторожно!
Олани накладывает на рану мазь из банки.
— Что ты как маленькая? Нельзя научиться драться так, как ты, и ни разу не испытать боли. А тут — ерунда.
Исольда криво ухмыляется:
— Да ну. Прежде мне ни разу не доставалось. — Улыбка ненадолго гаснет, но снова возвращается.
— Я прошу прощения. — Олани не смотрит ей в глаза, сосредоточившись на своих пальцах, которые проворно накладывают повязку.
Исольда пожимает здоровым плечом.
— Не переживай. Давненько никто не выматывал из меня всю душу.
— Думаю, для следующего раза придется хорошенько потренироваться, — мягко говорит Олани. Они обмениваются лукавыми взглядами.
Фантастика, думаю я. По крайней мере, они поладили.
— Так, теперь ты, под… эээ… Сили.
Она проявляет строго врачебный интерес, но я все равно покрываюсь испариной.
— Со мной все в порядке! — возражаю я.
Исольда смотрит на меня так, как когда я все усложняю и веду себя по-детски.
— Сили, не начинай. Посмотри на себя.
Она права.
Когда я безропотно подчиняюсь, они с Олани отходят в сторону, чтобы не мешать моему уединению.
Я со вздохом стаскиваю мокрое и грязное платье. Кожа зудит от долгого пребывания в мокром тряпье, и раздеться — все равно что глотнуть свежего воздуха. Оттереть грязь, которую дождь не успел смыть с головы, лица и ног, — тоже счастье. Проверяю, цела ли моя подвеска, не распустился ли узел на кожаном шнуре, расплетаю волосы, еще державшиеся в подобии косы, и собираю их на затылке.
Дальше тянуть время нельзя. Осматриваю руки.
Все хуже, чем я думала.
На моей коже вытравлены скелеты цветов — выпуклые, тонкие, розовые внутри и багровые по краям. Они тянутся от тыльной стороны рук вдоль плеч, и я даже не представляю, насколько простираются на спину. Провожу по листьям вдоль ключиц, прослеживаю ожоги до точки их появления: прямо над сердцем.
Она могла убить меня.
Эта молния — она могла убить меня, но не убила. Рада я этому или нет — пойму позже.
Взяв себя в руки, я пересекаю комнату и сажусь на край кровати — осторожно, как птичка, которая в любой момент может взлететь. Олани приседает передо мной и внимательно изучает теплыми карими глазами цвета освещенного солнцем вечернего чая. Потом медленно, словно я — дикий зверек, который мгновенно рванет прочь, если его испугать, она кладет изящную руку мне на плечо.
Я застываю, борясь с желанием отшатнуться, и быстро отвожу взгляд. Никто, кроме родителей и сестры, никогда не смотрел на меня так — пытаясь понять, в чем проблема и как это исправить.
— Тебе больно, — сурово говорит она, удивляя меня.
Мои мышцы сведены и болят от напряжения.
— Да.
Ее рука покоится на моем плече. Странное ощущение: я как будто пью что-то теплое и сладкое холодным утром. Когда она проводит другой рукой по кружевным отметинам, боль горячо и ярко вспыхивает с новой силой.