— Ну и не надо! — быстро рявкаю я. Не знаю, зачем я так. Знаю только, что в последнее время сама не своя. Из меня вырывается горестный стон. — Ненавижу. Как же я все это ненавижу! Почему нельзя просто оставить меня в покое?
Исольда слегка сводит брови. Потом медленно и осторожно говорит:
— Ты слишком дорога мне, чтобы я могла позволить тебе причинять себе боль, игнорируя проблему, о которой мы все знаем. Мы все просто пытаемся…
— Дай угадаю, — перебиваю я с горечью. — Помочь мне.
Исольда демонстративно вздыхает, давая понять, сколько терпения требуется, чтобы иметь со мной дело. Во мне кипят злые слова, не находя выхода. Мой рот разучился такое произносить. Я перебрасываю косу за плечо и выхожу позвать Рейза, не оглядываясь на сестру.
Погода стоит на редкость чудесная: небо сказочное, совершенно синее, и солнце нежно целует землю мягким теплом. Сияние оседает золотом на моей коже, контрастируя с серым настроением.
— Доброе утро. — Олани не смотрит на меня. Она бережно укладывает стеклянный пузырек в специальный кожаный чехол. Кажется, она уже привыкла ко мне — я не отвечаю, но ее это не заботит.
Наконец она сворачивает футляр с лекарствами в аккуратный рулон и поднимает голову. Я быстро отвожу глаза. Она прослеживает за моим взглядом — до силуэта Рейза вдалеке, приютившегося в сосновых ветках.
Через мгновение Олани говорит:
— Он никогда еще так надолго не превращался в птицу.
— Хм.
— Наверное, надо что-то сделать, пока он не начал питаться мышами.
Я пожимаю плечами. Может, мыши пойдут ему на пользу.
Она оглядывает меня, затем лениво встает, потягиваясь и опираясь на свой квотерстафф.
— Я не очень хорошо тебя знаю, но уверена, что ты лучше, чем кажешься.
Обиженно хмыкаю. Она ведь и вправду меня не знает.
Олани изучает меня странным неподвижным взглядом, как большая кошка. Я съеживаюсь.
— Слушай, мне все равно, чего ты хочешь. Я стараюсь быть вежливой, твоя сестра пытается помогать, и я уж не знаю, что вчера случилось у вас с Рейзом, но он тоже делает все, что в его силах. Он, наверное, лучше всех понимает, что ты чувствуешь. Так что тебе пора прекратить со всеми воевать — и с собой в том числе — и наравне с остальными стараться, чтобы все получилось.
Это самый длинный монолог, что я слышала от Олани, и от неожиданности я вдруг понимаю, что сказанное — разумно. Я вздыхаю, чтобы не расплакаться. Я действительно вела себя по-детски, демонстративно отвергая помощь. Я же не обязана любить свою магию; главное — научиться жить с ней так, чтобы никого больше случайно не поджечь. А вдруг достанется Исольде? А вдруг пострадают не только брови Рейза?
Я относилась к ним, как загнанный в угол зверь, не обращая внимания на то, что мои укусы еще кровоточат. Я краснею от стыда, и по моим обожженным рукам бегут мурашки.
Наконец я нащупываю свой слабый голос.
— Ладно, — шепчу я.
— Вот и хорошо. — Олани взмахивает посохом и ставит его на землю. Ее лицо светлеет, а значит, я прощена. — Уроки начнем сегодня. А теперь иди и извинись перед Рейзом за ту чушь, которую ты ему сказала, чтобы он мог извиниться за ту чушь, которую сказал тебе.
Я пытаюсь протестовать, но она меня перебивает:
— Знаешь, что я обычно делала, когда мои братья ссорились?
— Что?
Уголок ее губ приподнимается.
— Я заставляла их драться на кулаках, если они отказывались договариваться.
Я озадачена.
— И они дрались?
— Хм-м-м… — Олани коротко улыбается. Потом, не добавив ни слова, просто проходит мимо меня в вагончик. Ну и шуточки. Это же шуточки, да?
Прохладный шелковистый ветерок ласкает мое лицо, играет с прядью волос, вечно выбивающейся из косы и падающей на лицо. Я не уверена, серьезно ли говорила Олани, но если вдруг дойдет до драки между мной и ястребом, то ястреб победит. Как пить дать.
Я сжимаю кулаки и выразительно смотрю на Рейза, чтобы он спустился. Но он не спускается.
— Ну же… — бормочу я, изо всех сил пытаясь тянуть время. В конце концов я сдаюсь. Чувствуя себя крайне нелепо, я марширую к дереву, хрустя ботинками по траве. — Рейз, слезай оттуда! — кричу я.
Ястреб взъерошивает перья, наклоняет голову и смотрит на меня ясными желтыми глазами.
— Давай уже, нам нужно ехать! У нас нет времени!
Я очень, очень надеюсь, что кричу на Рейза, а не просто на какой-то случайного ястреба, но кто знает. Птицы все похожи. А может, он перенапрягся и теперь застрял в теле птицы.
— Ты… Ты же еще можешь стать человеком, правда?
Ястреб поднимает крылья и трясет ими с возмущенным взвизгом.