Я выстраиваю продукты в идеальный ряд, подвигая и расставляя на нужном расстоянии, чтобы удобно брать их по мере необходимости. Не успевает Рейз вставить очередную реплику, как в дверях показывается Олани. Косы у нее выбились из узла на макушке и свободно болтаются.
— Рейз, можно тебя на минутку? — спрашивает она, быстро переводя взгляд с него на меня.
— Зачем? Я уже сказал, что не хочу больше играть роль мишени. Или чтоб на мне показывали, какие точки наиболее уязвимы. Или…
— Ты нам нужен как арбитр, — раздается снаружи голос Исольды. Обычно она говорит таким тоном, когда врет. Я вся напрягаюсь. Мы в опасности? Нас догоняет Лейра? Но тут я вижу, что Олани совершенно расслаблена, и, словно этого мало, она мне еще и подмигивает: это безобидная ложь, они просто хотят его выманить. Дать мне побыть одной.
Рейз вздыхает, нехотя выпрямляется, долгим жестом ерошит волосы.
— Ну, если ты настаиваешь… — Он еще раз смотрит мне в глаза, протискивается мимо Олани и улыбается.
Я расплываюсь в ответной улыбке и смотрю на Олани.
Спасибо, беззвучно шевелю я губами.
Пожалуйста, отвечает она, и, когда дверь за ней закрывается, я чувствую, что мы теперь как бы союзники.
Я вхожу в ритм выпечки: жидкие компоненты, потом сухие, потом взбить, потом выложить. Стучащий снаружи дождь и огонь в очаге создают ощущение безмятежной пустоты. Мысли проясняются.
А затем приходится зажечь плиту, чтобы растопить шоколад, и, когда вспыхивает огонь, я снова думаю о магии. Я могу сделать это с помощью магии. Я должна сделать это с помощью магии. Я должна тренироваться при каждом удобном случае, раз уж я пообещала научиться ею управлять.
Но я не хочу. Я не хочу быть подменышем-чародейкой, которая вызывает бури и метает огненные шары. Я просто хочу, чтобы родители мной гордились, мне нужен уют дома и семьи. Я хочу печь пирожные там, где мне хорошо, где от меня ничего не ждут, и чтоб меня оставили в покое.
Чувства берут верх, и я даже не замечаю, что магия уже вспыхнула, пока пламя под кастрюлькой не становится ярко-синим. Вода быстро вскипает и переливается через край. Я отпрыгиваю, снимаю шоколад, тихо ругаюсь и пытаюсь взять конфорку под контроль.
Может быть, магия — это мое. В вагончике становится жарко, я стираю бисеринки пота предплечьем, испачканным — или не испачканным — шоколадом. Может, я сама себя обманываю, думая, что смогу найти себе другое занятие, в то время как магия — глубинная часть меня самой.
Но если магия — мое, то почему я не умею ее контролировать?
По крайней мере, уж с тортом я точно справлюсь. Когда шоколадная масса становится гладкой и блестящей, я отставляю ее остыть, чтобы взбитые с сахаром яйца в ней не сварились. С утра осталось немного кофе, и я добавляю его в смесь вместо воды и молока, чтобы придать глубины вкусу. По крайней мере, сейчас я знаю, что делаю. Это логично — я же занималась выпечкой с тех пор, как стала доставать до стола еще стоя на стульчике.
И тут что-то в моей голове как будто щелкает, и я ахаю, бросая ложку какао в смесь. Я на секунду замираю над миской, мысли пускаются в галоп. Я учусь печь всю жизнь. В детстве мне просто хотелось смешивать все подряд, а теперь я знаю, что так ничего не выйдет. Папа помогал мне, подсказывал, позволял даже все испортить — и всегда давал возможность попытаться еще раз. В итоге я разобралась, как сочетаются вкусы и какие алхимические секреты заставляют тесто подниматься или опадать. Узнав правила, я смогла экспериментировать.
Сейчас я именно этим и занимаюсь. Тесто восхитительно пахнет, в основном из-за растопленного шоколада. Я перемешиваю его, уже не задумываясь.
А вдруг магия — это не нечто навязанное мне, а то, что я должна развивать? Что, если магия — как выпечка, и нужно просто пробовать снова и снова, позволяя себе ошибаться, пока не научусь предвидеть и управлять?
Что, если я неправильно смотрю на вещи?
Глава 21
Спустя еще неделю земля снова начинает идти вверх под уклон. Мягкие луга и леса уступают место острым холодным камням.
Когда я сверяюсь с компасом, он как будто чувствует, что я на него смотрю. Время от времени он вращается, как бы привлекая внимание, а затем снова указывает на цель. Мы приближаемся — и все еще не знаем, к чему именно.
Судьба грохочет по каменистой дороге, и мы внутри тоже трясемся и лязгаем зубами. В горах уже чувствуется осень, и только долетающий сухой теплый ветер изредка напоминает, что́ находится по ту сторону вершин. Солнечный свет пробивается сквозь витражи листвы, расцвечивая дорогу зеленым, желтым и красным. Даже воздух пахнет иначе.