— Да ты у нас оптимистка, — говорит Олани.
Исольда вздыхает и снова начинает речь, которую я уже наизусть знаю:
— Мы не представляем, что нас там ждет, так что нужно подготовиться. А если нас догонят люди Лейры…
От одной мысли у меня кружится голова.
— Этого не случится. К тому же ты, Рейз, сам всего не умеешь, и тебя устраивает. А мне зачем?
Он хмурится, открывает рот для злобного ответа, но вдруг выражение его лица меняется.
— Отличная попытка сменить тему. Я почти купился. А теперь давай за дело — и вспомни, о чем мы говорили.
О чем мы говорили, повторяю я про себя, с отвращением морщась. Рейз долго рассказывал, как он призывает магию, но моя проблема не в этом. Я предпочла бы, чтоб моя сила была менее податливой.
Проблема в том, что она излишне отзывчива, а я из кожи вон лезу, чтобы это скомпенсировать и подавить ее, и когда магия наконец прорывается в Царство Смертных, то контролировать ее я уже не могу. В бою справиться с избытком силы немного проще, но нужно найти какой-то способ ею управлять, чтобы вступать со мной хоть в какой-то спарринг было более-менее безопасно.
Я делаю медленный глубокий вдох, пытаясь сузить фокус до бутылки в нескольких шагах от меня. Мутное зеленое стекло, отбрасывающее изумрудные тени на камень под ним. Неудивительно, что я ничего не чувствую.
Без эмоций магию нащупать трудно. Я действую наугад, надеясь, что не зачерпну лишнего и не упущу поток волшебства.
Есть. В груди защемило, я ощущаю прилив энергии. Я обращаюсь к той части себя, которая готова откликнуться на зов и глотнуть свежего воздуха после долгого заточения внутри. Которая ждет свободы.
Да!
Нет, — велю я магии, возвращая ее к кончикам пальцев. Полегче. Я сжимаю кулаки, потом снова раскрываю ладони, приводя чары в равновесие. Сосредоточиваюсь на том, в каком виде она мне нужна.
Начнем с ветерка. Я пытаюсь не думать о стекленеющем взгляде Арис, когда я высасывала воздух из ее легких. Теперь вместо того, чтобы насылать яростные бури, я буду действовать точно, прицельно, так же внимательно, как Исольда, когда управляется со своими ножами. Порыв ветра устремляется вперед, радостно проносясь под моими ладонями.
Бутылка на камне шатается, но не лопается и не трескается — ничего такого, после чего мы бы неделю выковыривали из себя осколки стекла.
Я радостно вскрикиваю, выбрасываю кулак вверх. Все вяло аплодируют. Ну, я понимаю, что ничего зрелищного не произошло, но, по-моему, лучше так, чем разбить бутылку. Это — контроль.
— И что не так? — Я оборачиваюсь к своим зрителям. Рейз стоит в полушаге от меня, Олани и Исольда сидят у костра.
Они нерешительно переглядываются, посматривают на меня, на камни за моей спиной. Наконец Исольда берет слово:
— Мы, наверное, ожидали… большего.
Олани скребет по дну миски, ее лицо сосредоточенно.
— Ты очень могущественная чародейка, Сили.
Рейз хмурится:
— Освежающий бриз — это мило, Исилия, но… в бою он никому не поможет. Я вижу, что ты сдерживаешься. Боишься своей силы.
Я зарываюсь левой рукой в складки юбки и сжимаю зубы.
— А ты бы не боялся?
Он внимательно меня разглядывает потом убирает лохмы со лба.
— Ты не представляешь, как много я отдал бы, чтобы иметь то, что доступно тебе. — В его словах звучат горечь и зависть, но они приправлены такой приторной жизнерадостностью, что это задевает меня сильнее, чем если бы он просто на меня наорал.
Я чувствую, что краснею, и надеюсь, что в темноте этого никто не видит.
— Я не хочу никого ранить.
Исольда скрещивает руки, чуть подается вперед.
— Возможно, тебе придется.
— …Особенно кого-то из вас. — Я в упор смотрю на сестру, не обращая внимания на Рейза и Олани. Плевать, что они думают. — Ради всего святого, посмотри на меня! — Я поднимаю руки и задираю рукав, открывая обожженную кожу. У меня до сих пор в голове не укладывается, что раны никогда не заживут, что я не буду такой, как раньше, и от этой мысли у меня сводит живот. — Это все весело и забавно — пытаться подчинить себе магию, сбить бутылку с камня, — пока с кем-то из вас не случится нечто подобное. Оно… — Голос срывается, я делаю глубокий вдох, проглатываю немоту и продолжаю: — Оно того не стоит. И я того не стою.
Тишина. Солнце садится, и с каждой секундой вой ветра в вершинах деревьев становится все более нечеловеческим.