На торжественной церемонии выдачи драгоценного подарка служащий, смилостивившись, сказал:
— Вы все теперь счастливы и благодарны за то, что держите в руках наш паспорт.
Люди из разных стран учтиво продолжали сидеть, никто не встал и не дополнил:
— А вы счастливы и благодарны за то, что мы приехали к вам.
Когда-нибудь надо встать. «Фройляйн» перед моей искореженной фамилией была самой неинтересной из моих знакомых, то есть я вообще не знала ее, а плавала под чужим флагом. В зале суда я отвоевала свою фамилию, женскую — ту самую, которую при въезде похитил капитан. Правда, отрезанных крылышек мне моя новая, чурающаяся всяких красивостей родина так и не вернула, отчего мне всякий раз приходилось приписывать их самостоятельно. Лишь тогда я снова становилась собой.
В привыкшем ко многому зале заседаний суда грязно, воздух спертый, ковровое покрытие, деревянные стулья и длинные столы изрядно поистерлись, буйствует только предположительный вор, прямо-таки бьется. В конце концов, он — сердце этого события и стоит в центре помещения. Судья с чрезвычайным прискорбием спрашивает, знает ли подсудимый, как называется мясо, которое он якобы украл. Высокий молодой человек этого не знает и утверждает, что ничего не крал, украл другой, скрывшийся с места событий. Зачитывая текст из толстой папки, судья переводит с книжного языка на местный диалект. Тем самым он хочет сказать: мы здесь старожилы, мы устанавливаем правила.
— У вас уже были судимости.
— Это все в прошлом, сегодня я — другой.
Стильный вид и зачесанные вверх с помощью геля волосы отнюдь не приближают его к местным.
— Почему у вас с собой щипцы?
— А что, нельзя? Разве щипцы — это оружие?
Судья вздыхает:
— Щипцами снимают защитные заклепки.
Молодой человек хочет брать, а не давать. Причины тому судья находит в детстве.
— Я знаю, вам было нелегко. Мать умерла родами, отец погиб на войне.
Охранник супермаркета боязливо дает клятву, что собственными глазами видела, как подсудимый положил в рюкзак два килограмма баранины. Судья озабоченно кивает и выносит приговор:
— Семь дней тюремного заключения.
Подсудимый бросается на колени и широко разводит руки:
— Я невиновен! Клянусь своей матерью!
Потом, опомнившись, что объявил ее мертвой, добавляет:
— Памятью своей матери!
Судья и секретарь суда делают два шага назад. Охранник супермаркета ретируется в угол. Театральность, которую здесь знают только по романам, ломает привычный порядок. Я подхожу к молодому человеку. Он со слезами бросается в мои объятья, я глажу его, смеясь:
— Ах, лапочка, это же недолго, всего семь дней!
Вскоре подсудимый просит прощения за слезы.
— Как вы его назвали? — спрашивает меня судья.
— Лапочка.
— А, то есть что налапал, то и слапал, — успокаивает себя он.
— «Лапочка» — это нежное обращение. Как «душенька».
Судья делает два шага назад.
Мы выходим из здания суда, после тактильной поддержки молодой человек ищет у меня и моральной.
— В приюте для беженцев — враги, против которых мы воевали. Это невыносимо, они убили моего отца.
— А зачем отец пришел к ним с войной? Он тоже убивал.
— Он действовал по приказу.
— Приказ можно проигнорировать.
— Проигнорировать приказ?
Буйный юноша повторяет по слогам сказанное мною и делает три шага назад.
Местные любили потчевать чужестранцев своими диалектами, подавали одно наречие за другим. Водили нас из одной долины в другую, от одного двора со своим диалектом — к другому со своим. Говорили здесь сжато и убедительно. Раздавались хрипящие гортанные звуки. Язык не кружился в танце по паркету залов, не знал досуга, творца элегантности. Неужели мне предстояло сбросить лаковые туфельки? В узких долинах диалектов был закодирован чуждый мне жизненный опыт. И сама я была отнюдь не мечтательной туристкой, способной радоваться акустической живописности — меня сослали сюда на поселение. От диалекта разило клановостью, он был опознавательным знаком. Кто не пах диалектом, оставался приблудной чуркой. В нем не видели гостя, принесшего ладан из дальних странствий. В диалектах не было полета ради полета, одна вящая приземленность. Как было иммигрантам привнести в диалекты собственный опыт и создавать неологизмы, чтобы шаг за шагом расширять мир.