т же на моих щеках зажегся румянец, и я пытаюсь прикрыться, но он не дает мне этот сделать, перехватив мою руку. Вместо этого он расстегивает две верхние пуговицы собственной рубашки, приглашая. Я в нерешительности закусываю губу, но отступать не хочется, более того, это кажется невозможным, недопустимым. Я придвигаюсь ближе и кладу ладонь туда, где через ткань бьется его сердце. Вот мои руки уже расстегивают пуговицы одну за другой, в желании увидеть, ощутить большее, но как назло пуговицы тугие и плохо поддаются в дрожащих пальцах. Злюсь. Хватаюсь за края рубашки и резко дергаю в стороны. Пуговицы летят на пол. Украдкой наблюдаю за его реакцией. Он ухмыляется, а глаза загораются огоньком любопытства, рассеивая обычную тьму. Этот огонек побуждает меня идти дальше. И вот я уже исследую его тело, мои руки скользят вверх и вниз; ощущаю тепло, нет, жар под пальцами. Приходит желание коснуться его губами, так же как и он меня несколько минут назад, и я склоняюсь над ним: вдыхая его запах, обводя языком один сосок, вслед за ним - другой. Его пальцы, держащие мои бедра, сжимаются с такой силой, что я не сомневаюсь, что завтра там будут синяки, но мне плевать. Мои руки ложатся на пряжку его ремня: металлическая и холодная, она впивается в мои пальцы, или это они впиваются в нее. Он останавливает меня резким движением. Я смотрю на него, не понимая, в чем дело. Что я сделала не так? Он медленно отводит мои руки, продолжая неотрывно смотреть мне в глаза так, что пульс подскакивает до крайних пределов. В его глазах теперь горит не просто огонь - там бушует пожар, и мне почти страшно. Он опрокидывает меня на диван, и срывает платье, вернее его остатки. Его руки изучают мое тело подобно скульптору, заставляя выгибаться и стонать. Я уже не помню ни себя, ни причин, по которым я сюда пришла, ни сомнений, ни страхов - только он. Его руки стягивают мои трусики как последний оплот защиты. Проходят по внутренней части бедер, поднимаясь все выше...туда, где еще никто не бывал. Я придвигаюсь к нему, хватая его за плечи. Прижимаюсь настолько близко, что между нами остается только его рука, ласкающая меня там. Его губы снова находят мои, и это уже больше походит не на поцелуй, а на битву. Звон пряжки. Мои ноги сами обхватывают его талию. Я чувствую его горячего, жаждущего. Нервно сглатываю, пытаясь выровнять дыхание, - бесполезно. Его глаза заглядывают прямо в душу, читают мысли, гипнотизируют. Отныне и навеки я только его, и это надо принять, с этим надо смириться. Его руки хватают меня за ягодицы, один толчок, крик...Мой крик. Все, конец. Или только начало? Сжимаю пальцы со всей силы, принимая его. Толчки становятся чаще, он рычит, словно дикий зверь. Боль медленно уходит, и вот я снова стону, и запрокидываю голову, в ожидании еще одного толчка. Все ускоряется: и пульс, и дыхание, и наши движения... Губы искусаны в кровь, и он слизывает ее вместе с еще одним поцелуем, я лишь прижимаюсь сильнее, желая слиться с ним: впитать его запах, его тепло, его душу. Все замирает. Я чувствую пульсацию внутри, и что-то теплое течет по моим бедрам, рискуя испачкать обивку дивана, но кого это сейчас волнует. Его голова покоится у меня на груди, а я перебираю его волосы, черные, словно воронье крыло. Мы молчим. Тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на каминной полке. Он встает, грациозно, как дикий кот. Я, наконец, разглядываю его полностью и чувствую, как щеки начинают гореть. Глупый девчачий стыд. «А не считаешь, что для него уже несколько поздновато?» - спрашивает внутренний голос. Он поднимает меня на руки. От неожиданности я вскрикиваю и хватаю его за шею. - Куда мы? - задаю я вопрос. Он молчит. Просто несет меня в ванную. Ванна большая, мы легко залазим туда вдвоем. Он сидит сзади, а я, облокотившись на его грудь, позволяю воде, как ранее его рукам, ласкать мое тело. Он, кажется, не ревнует, не замечая этого. Тепло воды и его присутствие успокаивают и баюкают - я закрываю глаза, и, похоже, начинаю погружаться под воду, потому что его руки через секунду вдруг резко хватают меня за талию и приподнимают над ней. - Пора спать, - говорит он. Я, не сопротивляясь, позволяю ему себя вытащить из воды, вытереть и снова взять на руки. Как только голова касается подушки, я понимаю, что проваливаюсь в темноту. Сил хватает только на то, чтобы придвинуться к нему поближе. Он обнимает меня за талию и нежно целует в лоб. Я счастливо улыбаюсь. Ради него я пойду на любое преступление. Пойду против родителей. И пусть в спину кричат: «Неблагодарная дочь!» - ради него я готова вытерпеть любую боль. Даже если, в конце-концов эта темная любовь разрушит мою душу окончательно и не принесет ничего кроме страдания. Я не откажусь от него никогда.