— Дин'Лае? — она моргнула.
— Это означает «Залитый Солнцем двор», — Перин откинулся назад, опираясь на руки. — Двор Фэйри. И мы — Дин'Глаи. Залитый Луной Двор.
— Тот, которым Валрой пытается управлять. Вы все являетесь частью двора?
— Ммм. Все фэи являются членами соответствующих себе дворов, даже такой скромный маленький селки, как Перин, — Талла дразняще рассмеялась и плеснула водой в мужчину, сидевшего рядом с ней.
Он засмеялся и пнул ногой в воду, забрызгав ее спину.
— Мы все относимся ко двору. Но большинство из нас даже не заслуживают звания, как я, — Перин пожал плечами. — Меня это не беспокоит.
— Ты споешь с нами, человеческая ведьма? — человек-осьминог улыбнулся. Он был, как и все остальные, совершенен. Во всех них было что-то грациозное и притягательное, даже в их нечеловеческих формах. Они сирены. Это то, кем они являются.
— Я боюсь, что вы все лучшие певцы, чем я. Мой голос ничто по сравнению с вашим.
— Это не твоя вина. Ты человек, — Талла взмахнула хвостом, накинув его на себя в воздухе. Вода капала с шипов ее тела, блестя, как дождь в лунном свете. — Все равно пой с нами. Нам бы это понравилось. Мир поет вместе с тобой, и мы хотим насладиться этим.
— Я… — она нахмурилась. — Я не знаю вашей музыки.
Внезапно она почувствовала себя очень застенчивой. Ей никогда не было дела до того, кто слышал ее пение раньше, но перед сиренами она почувствовала, как ее щеки запылали.
— Тогда спой нам что-нибудь, что знаешь ты, и мы присоединимся к тебе.
Другая сирена, которую она раньше не слышала, сложила руки на камне рядом с ней. Хвост у нее был как у сома, широкий и плоский. Кожа женщины была темной, а волосы длинными и густыми, темными, как самые глубокие тени. От нее, как и от всех остальных, захватывало дух.
После долгой паузы Эбигейл кивнула и проглотила комок в горле. Опустив ноги в море, она посмотрела вниз и стала наблюдать за отражениями на поверхности воды. Закрыв глаза, она прислушалась.
Она действительно слушала.
И она услышала шум моря.
О, любовь моя, я говорю «прощай».
За то, что сделало море.
Она накренила нос и расколола корму
И пронзила меня насквозь.
Ненавидь ее не за то, что она делает,
А за то, что она очень ревнива.
Море забрало то, что принадлежит ей
И только то, что она должна.
Гибель моряка ждет
Глубоко под волнами
Где человек и корабль становятся единым целым
И разделят их последние могилы.
Не плачь обо мне, о милая,
Я отдыхаю там, где мне самое место.
Но в шепоте моря,
Любовь моя, ты услышишь мою песню.
Музыка вырывалась из нее, как будто она была одержима. И, возможно, так оно и было. Потому что она никогда раньше не слышала этой мелодии и ни разу не насвистывала ее. Но исходила из нее, принесенная самим океана. Она слышала шум волн. Она слышала скрип кораблей и крики людей, когда их тащили вниз.
Она чувствовала, как тонут моряки. Она чувствовала холодный и безжалостный океан. Это было в ее словах, в ее песне — нет. Их песне. Ибо к ее голосу присоединился голос сирен. Даже Перин повторил припев своим глубоким баритоном.
Когда она закончила, ее трясло. Было такое чувство, как будто что-то использовало ее — как молния, ударившая в дерево, она упала на землю. Но все было наоборот. В океан и вынырнуть.
Она вытащила ноги из воды.
— Это было так красиво, — выдохнула Талла и закрыла глаза. — Океан дает тебе свое благословение, смертная. И ее благодарность.
— Но я не… — ее горло пересохло. — Я ничего не делала.
— О, но ты это делала! — Перин улыбнулся и обнял ее одной рукой, крепко прижимая к себе. — Ты слушала. И иногда это именно то, что требуется.
— Наверное, — внезапно она почувствовала себя такой усталой. — Я должна идти.
— Куда ты идешь? — совершенно искренне спросил осьминог.
Она повернулась, чтобы оглянуться на поля позади нее, где должен был быть лес.
— Я пыталась добраться до центра Лабиринта.
— Хм? — Перин моргнул. — О, это просто. Но зачем?
— Я… Погоди! Ты можешь провести меня туда? — она выпрямилась, внезапно забормотав: — Мне нужно добраться до центра Лабиринта. Это важно! Пожалуйста?
Перин рассмеялся и махнул рукой на ее радостное волнение.
— Тише! Успокойся. Притормози, милая. Ты не ответила мне, зачем тебе это, — на его лице было такое недоуменное замешательство, что она вдруг забеспокоилась, что что-то упустила. Но это не имело значения. У нее был шанс!