Закоченевшими пальцами он достает из портфеля платки и связывает их концы между собой тугими узелками. Подергав, пробуя на прочность связанную из платков веревку, сует ее в карман пальто. Впереди виднеется небольшой лесок. Катц стучит кулаком по крыше машины.
– Чего тебе? – высовывается из окна оперуполномоченный.
– Мне бы по нужде, – старается перекричать гул мотора Катц.
Въезжая в лесок, машина останавливается.
– Трофим, – говорит водителю оперуполномоченный, – проследи за ним.
– Да куда он денется, – тому не хочется вылезать из машины на холод.
– Проследи, говорю. Мало ли чего…
Катц углубляется в лес, плутая между деревьями. Приставленный к нему Трофим идет следом на расстоянии.
– Эй, не иди далеко, – теряет терпение сопровождающий.
– А вы отвернитесь, – кричит ему Катц.
– Не положено.
– Я так не могу.
– Ладно, – соглашается Трофим, – только быстрее давай там. Холодно.
Воспользовавшись моментом, когда сопровождающий отвернулся к дереву справить свою нужду, Катц достает из кармана веревку из платков и вяжет на ней петлю. Другой конец привязывает к первому попавшемуся суку и сует голову в петлю. Ну, вот и все! Крепко зажмуривает глаза и поджимает ноги. Раздается сухой треск. Сук обламывается и Катц с уханьем падает на землю. С веток срываются стайки потревоженного воронья и с пронзительным криком мечутся над голыми кронами деревьев. На шум прибегает Трофим, застегивая на ходу ремень.
– Ах ты, жидовская морда! Повеситься хотел! А ну-ка подымайся!
Тяжелый начищенный сапог больно врезается Катцу в бок. Он лежит на подмерзлой земле вниз лицом, не открывая глаз. В низко плывущих серых тучах теряется недовольный крик воронья.