– Шо вы в борще уши мочите? – бранит детей Катерина. – Наелись?! Так марш за книжки!
Дети нехотя вылезают из-за стола и, покосившись на учителя, послушно уходят в комнату.
Во дворе тарахтит подвода. Катерина бросается к окну.
– Свекруха приехала!
В хату входит хмурая Курлычиха и, не сказав никому ни слова, садится на лавку.
– Шо вы, мамо, как перекисшее тесто? – чувствует недоброе Катерина.
Курлычиха тяжко вздыхает и виновато косится на невестку.
– Распродались? – допытывается невестка.
– Та распродалась…
– А гроши где?
– Нема… ни грошей, ни конхветив…
– Как нема?
– Та ось так… нема и все…
– Украли?
– Та нет… не украли…
– Потеряли?
– Нет, – Курлычиха мотает головой.
– Так, где же тогда гроши?
– Та нема… не знаю, как оно так получилось…
– Ой, лихонько! Та хиба я вам не говорила? Что ж теперь? За что детям одежу справить? Хоть под греблю ложись!
В субботний день Катерина сама собирается на базар. Завтракая, Катц наблюдает, как она бережно укладывает в две большие корзины всякую домашнюю снедь. Курлычиха, по обыкновению, возится у печи.
– В область поеду, там подороже продам, – говорит Катерина свекрухе, – доставайте, мамо, сало, раз с мясом опростоволосились…
Курлычиха недовольно ворчит, но идет в сени. Долго возится в сенях, гремя крышками сундуков и бряцая замками. Возвращается с тонкими кусками сала.
– Ох, и скупая вы, мамо? Одну пузанину выбрали. – Катерина с недовольным видом укладывает сало в корзину. – Ну, вроде бы все взяла. – Она берет в руки корзины, пробуя их на вес. Они тяжелые.
– Я с вами поеду, Катя, – Катц поднимается из-за стола и берет одну корзину, – мне тоже в область надо.
Гудят поезда. Сбрасывая скорость, мимо станции проходят составы. Кузьма Авдонович с Катериной провожают взглядом грохочущие вагоны.
– Сейчас пойдет наш товарняк, – говорит Катерина, – здесь он притормозит. Увидите углярку с площадкой и цепляйтесь. Я подам корзины.
– Зачем такие сложности? – пытается возразить Катц. – Может, дождемся пассажирского?
– До вечера можем прождать, они здесь редко останавливаются.
Выпустив с шумом пар, мимо проползает паровоз. Скрежещут тормоза. Медленно тянется стена товарных вагонов. Катц с напряжением всматривается в мелькающие полувагоны, стараясь не прозевать тормозную площадку. Увидев подножку, он, пригибаясь, приближается к составу.
– Схватывайтесь! – кричит Катерина.
Схватившись за поручни, Катц напрягает все силы, подтягивает к подножке колени, становится на ступени ногами и втаскивает свое худое длинное тело на площадку. Затем принимает от Катерины корзины и подает ей руку. Раздается пронзительный свисток, состав набирает скорость. Покачиваются и лязгают буферами неповоротливые вагоны.
– Ни разу еще так не ездил, – ежится Катц, поднимая воротник плаща.
– А мы вот только так и ездим, – улыбается Катерина. – А вы в область по делам или родню проведать?
– Нет у меня ни родни, ни дел, – признается Катц.
– Совсем никого?
– Совсем. Погибли еще в сорок первом. Жена и двое сыновей. Немцы разбомбили состав с эвакуированными. Сейчас моим мальчикам было бы столько же, сколько и вашим.
Катц замолкает и смотрит на скучные бескрайние поля. Молчит и Катерина, задумавшись под мерный стук колес.
Поезд заходит на станцию, предупреждающе шипя и выпуская пар. Минуя вокзальные постройки, уходит на запасные пути, втискиваясь в пространство между двумя стоящими составами. Катерина и Катц спрыгивают с платформы и идут вдоль колеи. В просвете между вагонами соседнего товарняка Катц замечает своего ассистента с вещевым мешком за спиной.
– Барух! – окликает Кузьма Авдонович.
– Катц! – поворачивает голову Барух. Он ныряет под вагон и выныривает с другой стороны. – Вот и свиделись, профессор…
– Уезжаешь?
– Уезжаю.
– И куда?
– Хочу до Палестины добраться…
– Дали разрешение на выезд?
– Отказали. Может, повезет нелегально перейти границу.
– А если не повезет?
– Сошлют…
– Может, не стоит тогда…?
– Хрен редьки не слаще… Все равно сошлют… за тунеядство. Я ведь теперь отказник, а с таким клеймом все двери закрыты. Не дают нам, евреям, спокойно жить. Все мы тут делаем не так. Помните профессора Гутмановича? Так сослали его за тунеядство. Когда обратился за разрешением на выезд, уволили, не давали нигде работать, а потом сослали. Так что, если уж ссылка, то хоть за дело.
– Будь осторожен, Барух.
– Прощайте профессор.
Они крепко обнимаются, и Барух снова ныряет под вагон, исчезая в белых клубах пара.