В хате Курлычихи садятся вечерять. Катерина подает на стол, гремя глиняными мисками. Каждый раз, как она двигается возле Кузьмы Авдоновича, ненароком касаясь его юбкой, лицо учителя покрывается краской. Он искоса поглядывает на Курлычиху, не замечает ли та его смущения. Но баба Мотря, жуя хлеб, занята своими заботами.
– Опять Васькины куры гребутся в нашем огороде, – ворчит Курлычиха, – таких ям нарыли… говорила ей, что потравлю…
– Та оставьте вы, мамо, пусть роют, все равно весной пахать, – вступается за кур Катерина. Она словно тоже не замечает неловкости учителя, но ее слова, обращенные к нему, гладят его по душе. – Ешьте, Кузьма Авдонович, гарный кулеш сегодня получился… со смальцем…
С улицы стучат в окно.
– Выйди, Катерино, посмотри, кого там принесло, – всматривается в темное стекло баба Мотря.
Катерина выходит во двор.
– Чего тебе, Онысько? – узнает в темноте дородную фигуру самогонщицы Анисьи.
– Я к вашему стояльцу. Покличь учителя.
– С какой радости? – хмурится Катерина.
– Дело у меня к нему есть…
– Ох, знаю я твои дела, Онысько! Или споишь, или голову заморочишь.
– Та шо ты там знаешь!? Дело, говорю, у меня. Зови!
Катерина возвращается в хату, и, не глядя на Кузьму Авдоновича, начинает сердито греметь чугунками.
– Выйдите, учитель, – говорит она нехотя, – Оныська кличет.
– И что этой срамнице нужно от учителя? – вмешивается баба Мотря.
– Не знаю! – злится Катерина. – Дело, говорит, у нее какое-то.
– Знамо какое, – ворчит Курлычиха, – приваживать своим окаянным зельем мужиков. Пол деревни извела. А кому пожалуешься? Если сам председатель захаживает среди бела дня. Срам-то какой.
Катц накидывает свой плащ и выходит на порог. Полная луна освещает двор. От тернового куста сбоку палисадника отделяется женская фигура и стремительно приближается к порогу.
– Пройдемся до ставка? – Анисья по-свойски берет учителя под руку.
– Зачем? – сконфуженно выдергивает руку Катц.
– Так дело свое расскажу.
– Можно и здесь поговорить…
– Ну, ладно, – дует губы Анисья, – здесь так здесь. Вот надумала в город поехать учиться. Надоело за трудодни в поле горбатиться. Жизни городской хочу. Вольной.
– Учиться, конечно, похвально, но только я чем могу помочь?
– Так вы же, говорят, шибко ученый. Может, чего присоветуете? Книжки там, какие нужно.
– А учиться на кого хотите?
– Та хотя бы на учительшу…
– Хорошо, подберу нужные книги…
– Так я вас завтра жду? – радуется Анисья, – вечерком после школы.
– Постараюсь, – обещает Катц.
– Глядите же, я буду ждать!
Вечереет. Опершись на плетень, Анисья звучно щелкает семечки, сплевывая шелуху на землю. Выглядывает учителя. По этому случаю принарядилась в цветастое крепдешиновое платье и крупно завила крашеные рыжие волосы.
– Куды это ты так вырядилась, как на Великдень? – кричит с подводы проезжающий мимо двора Федор.
– По яркам собак гонять, – огрызается Анисья.
– А в поле чего не была? – не отстает Федор.
– Отстань от меня, дурак с трудоднями.
На пыльной дороге появляется длинная фигура Катца. Анисья смахивает с высокой груди лузгу и взбивает локоны.
– Вечер добрый, учитель! – улыбается, поправляя складки платья.
– Вот! Принес! – Катц достает из портфеля стопку книг. – Все, что нашел в школьной библиотеке.
– Так чего ж вы там стоите? – Анисья отворяет калитку. – Входите до хаты.
Катц топчется на месте, не решаясь войти и в то же время, боясь обидеть хозяйку отказом. Но все-таки после недолгих колебаний входит. Анисья расстилает белую скатерть и ставит на стол миску с пирогами. Приносит из сеней бутылку терновки.
– Вот тут я вам подобрал… – Катц раскладывает на столе принесенные книги.
– Да леший с ними, с книгами, – Анисья наливает в чарку густую терновую наливку, – вот лучше терновочки отведайте.
– А как же… – приходит в замешательство Кузьма Авдонович.
– Ученый человек, а не догадливый, – смеется Анисья, – книги ведь так, для предлогу… знакомство завести. Ну, какая из меня учительша? А вот в город и взаправду хочу. В теятры ходить…
– Ну, знаете ли! – возмущается Катц, поднимаясь со стула.
– А ты не спеши, учитель, – Анисья кладет ему руки на плечи, мягко опуская его снова на стул, – может, сойдемся, слюбимся, да и увезешь меня в город.
– Вот, значит, что вы, Анисья, надумали…
– А почему бы и нет? Я женщина видная. Аль не нравлюсь?
– Это невозможно… я не могу… – волнуется Катц.
– Что так? Небось, кто другая на примете?