– Странно слышать подобное от поэта, воспевавшего западную цивилизацию.
– Поэмы – это совсем другое. Художественный вымысел. Мы оба творим в разных жанрах. Влюбляться в вымышленных героев очень легко. Например, я обожаю Шиллу, уже неделю как влюблен в нее – это мой новый рекорд. Давайте сделаем из наших героинь идеальных влюбленных, а всю прозу жизни оставим за сценой. Нам удалось добиться их полного послушания, а если вздумают своевольничать, один росчерк пера, и они снова будут ходить по струнке. Но при чем здесь любовь?
– Наши взгляды расходятся, милорд. В моем понимании любовь – это нечто совсем иное.
– Что же?
– Любить другого человека, больше, чем себя.
– Но это не любовь. Называйте, как хотите, – материнский инстинкт, преданность и так далее. Фактически это любовь к себе, только в иной форме. Наши дети, например, часть нас самих. Я же говорю о любви между мужчиной и женщиной.
– И я об этом же.
– Тогда вы говорите чушь и прекрасно это понимаете, иначе не краснели бы, как школьница. Не обижайтесь, я никогда не умел понимать женщин. Только уверен, что когда они начинают говорить о любви, значит, им что-нибудь нужно – чтобы их вывезли в свет, или новое украшение, или деньги на счету в банке.
– Если женщине интересен мужчина, она с радостью принимает все, что он ей дает. И она не виновата, что вы во всем усматриваете корысть. В ваших рассуждениях нет и намека на чувства. При чем же тут женщина?
– Вы либо совершеннейшая простушка, либо очень мудрая женщина. Не могу сказать, кто именно. Знаю только одно – ваш Севилья абсолютно разделяет мои взгляды. Он же предложил бриллианты, разве не так?
– Да, но они не были приняты. Как видите, я не спутала их с любовью.
– Что вы можете знать о любви? Вы никогда никого не любили, кроме вашего зануды Спрингера. И его вы не любили, иначе почему вы за него не вышли? Я не идиот, чтобы брать уроки любви у ст… – ух, чуть не сорвался, у собрата по делу.
– Я и не собираюсь поучать, просто высказала мнение, которое вы хотели услышать и на которое меня спровоцировали.
– Простите, мэм. Как обычно, ваша взяла.
А теперь не перейти ли нам к хорошей новости? Так удивился вашей победе над набобом, что чуть не забыл о другой победе. На этот раз литературной.
– Что?! Были у Маррея? – Пруденс подумала, что ей хотят предложить повторное издание, так как книги начали лучше расходиться.
– Нет. Маррей сам приходил ко мне вчера с доктором Ашингтоном. Поэтому пришлось отменить встречу.
– Ашингтон из «Блэквуд Мэгээин»? Он хочет поместить статью о ваших поэмах?
– Да, но это хорошая новость для меня, а не для вас. Он публикует статьи о романах тоже. Одна их его рубрик посвящена молодым писателям. Так вот, молодого писателя будете Представлять вы, а я – молодого поэта. Драматурга – Шеридан. Хотя он уже не молод, но на сегодняшний день он лучший драматург в королевстве. Так что у нас складывается неплохой тандем.
– Я?! Но он не мог слышать обо мне. Я не пишу серьезных книг.
– Равно как и я. Но они намерены создать нам репутацию, серьезных писателей тем, что окажут покровительство. Они дадут нам политическую, религиозную, философскую трактовку, пока мы сами не сможем сообразить, о чем, собственно, писали. Думаю, что после того, как они над вами поработают, вы превратитесь в циника, а вы хотите убедить меня, что занимаетесь романтической темой.
– А вы на самом деле моралист, хотя считаете себя распутником.
– Ашингтон просит, чтобы я его представил. Я пришел спросить, не против ли вы и когда удобно привезти его.
– Я счастлива без памяти. Он хочет прийти сюда?
– Да, если не возражаете. Я его приведу и представлю, а затем удалюсь, чтобы дать вам возможность побеседовать наедине. Не пускайте к нему Кларенса, он поймет, что вы не та, за кого себя выдаете.
– Не могу поверить – доктор Ашингтон. Каков он из себя? Старый?
– Да, старый, скучный и тощий, как жердь. Для ваших чар непригоден. Лучше рассчитывайте на умение вести беседу, а не на свои большие синие глаза. Кстати, он невысокого мнения о Скотте, но в восторге от Кольриджа и Саути. Это на всякий случай, если понадобится его немного умаслить. Не знаю, как у него находят одинаковое понимание такие разные авторы, как упомянутая выше пара, но если ему нравится чушь, которую пишем мы с вами, значит, он в душе убежденный католик. Или, скорее, Блэквуд навязал нас ему, чтобы отвлечь Ашингтона от прошлого и приблизить его к современности. Он, видите ли, по склонности классицист. Подумать только, мисс Мэллоу, мы вместе войдем в историю на страницах одного журнала. Вас это шокирует? Вижу, что не испытываете восторга от изложенной перспективы, но нас помирят эссеисты – Хант и Хазлитт. Они оба разумные ребята и своим юмором сгладят впечатление от нашей несовместимости. В хорошем смысле, конечно.
– Неужели все это не сон? Доктор Ашингтон, «Блэквуд Мэгэзин»… Сон наяву.
– Вы мечтаете о подобных победах, признайтесь? Когда очнетесь от этого волшебного сна, советую пересмотреть решение о замужестве с набобом. Неплохое предложение. Хотя я не совсем ему верю. Меня оно удивляет больше, чем статья Ашингтона. Совсем меня обезоружил. Что если привести доктора завтра?
– Да, пожалуйста, в любое время.
– Постарайтесь набить себе цену, создайте впечатление, что ваш день расписан по минутам, живете по плотному расписанию. Устроим встречу через день.
– Нет, завтра. А то еще передумает.
– Вы себя недооцениваете, но если так вам хочется, пусть будет завтра. Заеду к Хетта, сообщу новость.
– Она не поверит, что сам Ашингтон просит у меня интервью.
– Какой вы ребенок! Она никогда не слышала о нем. Я хочу сообщить о вашей победе на любовном фронте.
– Не надо, прошу вас. Не собираюсь делать это событие достоянием широкой публики, поскольку отказала ему. Это было бы непорядочно. Прошу никому ничего не говорить.
– Позвольте сказать только Хетта. Она не передаст никому, если я попрошу.
– Но она любит посплетничать, вы же сами говорили.
– Когда хочет, может быть сдержанна, как истинный дипломат. Если бы она захотела, могла бы такое порассказать обо мне… Но ей будет интересно узнать эту сногсшибательную новость.
– Ну, ладно. Только предупредите, чтобы держала в секрете.
– Обещаю, мисс Пруденс. Хорошо, что вы отклонили его предложение, а то пришлось бы торчать по ночам под вашими окнами и петь серенады.
Пруденс не могла понять, о чем он говорит, Дэмлеру пришлось объяснить:
– Я не говорил, что делал вчера вечером? Окхерет скоро женится, я знакомлю его с испанской традицией петь серенады невесте. Жених нанимает певцов, и они исполняют по ночам серенады под ее окном. Она выходит на балкон и бросает им цветы. Мы решили, что будем петь вместе – всей компанией – под окном мисс Филмонт. Ужасно забавно. Потом Филмонты пригласили нас на бокал вина. От них Окхерет и еще несколько человек отправились в клуб, а я поехал домой поработать над Шиллой. Кое-что хочу изменить, поэтому не принес сегодня.
Пруденс показалось, что он специально посвящает ее в то, как невинно провел вечер.
– Когда же увижу ее? – спросила она.
– Могу подбросить вместе с Ашингтоном завтра, если сможете, окажите любезность и просмотрите на днях. Если вам покажется, что Шилла ведет себя слишком неприлично, не стесняйтесь меня покритиковать. Но должен сказать, что она начинает исправляться. Наверное, ей надоели готические непристойности миссис Редклифф, и она решила брать пример с ваших героинь. Начинает поговаривать о замужестве.
– За кого же она собирается выйти, за Могула?
– Нет. С ним она окончательно порвала и занимается перевоспитанием одного из бедуинов. Я говорил о них. Уговаривает меня, чтобы я сделал его переодетым принцем или кем-нибудь в этом роде. Скоро потребует отдельный дом, обнесенный узорчатой решеткой. Я решительно не соглашусь на кур, если ей вздумается их завести. Как вы считаете?