— Черт с ним, с маркизом, — резко бросил Даммлер, поворачиваясь к выходу с цилиндром в руке, который он в спешке так и не отдал дворецкому.
— Вы правда хотите предложить ей руку? — не унимался Кларенс, идя за ним в прихожую.
— Совершенно определенно. Руку и сердце.
— Так-так, теперь буду знать, что сказать Ашингтону, если, чего доброго, он заглянет.
— А этот напыщенный индюк все еще захаживает? — вспыхнул Даммлер.
— Он просто преследует ее, — ответил Кларенс ничтоже сумняшеся, ссылаясь на события двухнедельной давности. — Впрочем, Пру дала ему от ворот поворот. Теперь ее осаждает Севилья. Вам надо беречься испанца. В этих иностранцах всегда что-то такое, сами понимаете.
Даммлер вернулся к себе, сменил карету на более легкий экипаж со свежими лошадьми, рассчитывая скакать без остановки и быть в Ридинге где-то за полночь. Пообедав холодной телятиной, он отправился в путь в семь вечера, совсем разбитый путешествием из Файнфилдза и с чувством тревоги. В Ридинг он приехал в полночь. В гостиницу «Джордж» вошел, едва держась на ногах от усталости. До утра Пруденс он все равно увидеть не мог и клял себя за то, что несся как угорелый. Расписываясь в книге приезжих, Даммлер поинтересовался, здесь ли она, и нашел там ее и миссис Маллоу. Увидев их подписи, он приободрился, но вдруг чуть выше он увидел менее приятную четкую подпись — «Р. Дж. Севилья, эскв.».
Кровь в его жилах закипела; тяжело задышав, он обратился к клерку:
— Я тут вижу имя моей знакомой, мисс Маллоу, не скажете ее номер?
— Боюсь, не могу помочь вам, мистер… — Клерк бросил взгляд в книгу. — Лорд Даммлер! — воскликнул он. — О… в таком случае, конечно. Мисс Маллоу остановилась в комнатах в конце восточного крыла, второй этаж.
— А мистер Севилья? Я и его заметил среди приезжих. Это тоже… мой приятель.
— Его комната рядом с комнатой мисс Маллоу.
— Очень удобно, — проговорил Даммлер, стараясь быть спокойным, и стал подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, а поднявшись на второй этаж, устремился к последней двери в восточном крыле.
Глава 16
Как ни странно, Пруденс была вовсе не против того, чтобы дядюшка Кларенс и мать думали, будто она торопится в Бат, чтобы застать там Севилью. Если бы они укоряли ее за то, что она не может выбить из головы лорда Даммлера, она переживала бы, а шутки насчет Севильи ее совсем не трогали.
Выехав из Лондона в девять утра, они с матерью чувствовали себя счастливчиками в старом, скрипучем рыдване, запряженном четверкой быстроногих лошадей. Впереди четыре недели на модном курорте в выгодно снятых из Лондона комнатах. Б таком приятном расположении духа они прибыли в Ридинг и подъехали к «Джорджу» прямо к обеду.
Обедали они по-королевски. Заказали две перемены блюд и бутылочку вина. Пруденс взяла омара, миссис Маллоу решила не отставать и попросила блюдо устриц, хотя запах у них был подозрительный; но поскольку у Кларенса устриц на столе не бывало, они для нее были в новинку, она заверяла дочь, что устрицы ей очень нравятся. Однако уже к десерту почувствовала себя плохо, а когда Пруденс с трудом довела ее до постели, миссис Маллоу решила, что умирает. Вернее, она хотела бы умереть, чтобы прекратить мучения — каждая мышца и каждая косточка у нее нестерпимо ныли.
Пруденс перепугалась не на шутку и бросилась вниз на поиски врача.
— К нам иногда в случае необходимости наведывается доктор Малкахи, — сказал ей клерк, с подчеркнуто старательным видом разыскивая в бумагах нужный адрес.
— Пошлите за ним! — потребовала Пруденс. — Сейчас же!
— Мы не посылаем за врачом. Вы это должны сделать сами, мэм, — ответил клерк.
— Но я не могу оставить маму. Ей очень плохо.
— Надо полагать, у вас есть прислуга, — возразил клерк. Он не привык, чтобы в отеле останавливались молодые особы без сопровождения.
— Да, да, — краснея, бросила Пруденс и стала подниматься по лестнице, когда до нее дошло, что для такого дела подойдет их кучер по имени Дженкинс. Она попросила найти его.
Клерк поднял брови, но написал записку и вызвал посыльного, наказав ему помочь молодой… леди. Назвать ее просто женщиной он не решился; в Пруденс было что-то такое, что заставляло его проявить почтительность. Пруденс бросилась наверх к матери, которая стонала от боли. Ей казалось, что прошла уже вечность, а доктора все не было. Наконец у Пруденс лопнуло терпение, и она снова побежала вниз. Их кучер только что вернулся, но один. Доктор уехал в Бат отдохнуть.