Графиня приняла его, предварительно прочитав нескончаемую лекцию по поводу дошедших до нее слухов относительно его предосудительного поведения. К счастью, дошло до нее не так уж много. Нос у нее походил на клюв попугая, она была рослая как гренадер, а голосом вышла в сержанта. Нарумяненные дряблые щеки так и ходили, пока она отчитывала его. Выслушивать все это было бы выше его сил, если бы не желание убедить Пруденс, что он вовсе не такой уж моральный урод. Концерт итальянского тенора был первым его выходом в батское общество. Все было вполне терпимо, потому что Пруденс была там и видела его, хотя делала вид, что не видит.
На следующее утро, к великому изумлению Даммлера, сон его, самый крепкий к утру, был нарушен собственноличным явлением графини.
— Уже десять, Аллан, — возвестила она.
— Десять? — тупо повторил он, пытаясь сообразить, что бы могло означать это магическое число.
— Служба в одиннадцать, — сообщила графиня.
— Служба? — с тревогой переспросил он.
— Служба, — повторила она, нацелив на него свой клюв. — Надеюсь, ты посещаешь церковь по воскресным дням?
— О да, конечно, — промямлил Даммлер. Боже праведный, во что он влип? Еще немного, и она отправит его в воскресную школу.
— Велю принести какао и тост. Позавтракаем потом.
— Спасибо, — проговорил Даммлер упавшим голосом, а когда она вышла, накрылся подушкой и хохотал до тех пор, пока не пришел лакей узнать, не заболел ли он.
— Мое лучшее выходное платье, Скримптон. Я иду в церковь.
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — откликнулся слуга не моргнув глазом.
Без пяти одиннадцать маркиз Даммлер и графиня Клефская вызвали своим появлением некоторое волнение батской паствы, среди которой была и мисс Маллоу, взиравшая на них как на парочку тигров или слонов. Кларенс толкнул ее локтем в бок и кивнул с видом прозорливца, словно говоря, дескать, вот и он, снова выслеживает тебя. Мать тоже бросила на нее взгляд, но постаралась сдержать улыбку.
Пруденс снова решила, что после службы он подойдет к ней, но публика, выяснив, кто е графиней, жаждала познакомиться со знаменитостью.
— Подождем немного, пока все разойдутся, и поздороваемся с лордом Даммлером, — предложил Кларенс.
Однако племянница сделала все наоборот. Потащила его в карету и повезла домой, не дав никому взглянуть на его новый камзол.
— Что ж, он знает, где мы остановились. Я дал ему ваш адрес, когда он заходил к нам в Лондоне. Увидим его еще до вечера.
Когда же Даммлер так и не объявился, Кларенс заявил, что он, должно быть, гнал лошадей всю ночь и решил выспаться, чтобы Пруденс не видела его таким измотанным. Значит, зайдет завтра.
Даммлер хотел посетить их сразу же после службы, но у графини были свои планы. Она пригласила на завтрак настоятеля Батского аббатства и небольшое число избранных, желая представить лорда Даммлера и направить его стопы на путь праведности. А после завтрака потребовала, чтобы он сопровождал ее и ее вдовую подругу семидесяти лет на лоно природы. К шести они вернулись в Бат, где предстоял сытный обед, после которого отправились на заседание религиозного общества. К одиннадцати Даммлер уже думал только о том, как бы добраться до постели. У него было такое ощущение, будто он совершил путешествие в Америку и обратно.
В понедельник с утра он и графиня посетили зал для питья вод, дабы подкрепить силы на трудовую неделю.
Глаза Даммлера сразу остановились на группе, в которой витийствовал Кларенс. Он с улыбкой поклонился ему и сел с графиней, чтобы отведать целебной воды. Вскоре к ним присоединились знакомые, и Даммлер чинно вел с ними разговоры. Пруденс ни разу за все время их пребывания в зале не увидела улыбки на его лице. Господи, как он выдерживает эту скуку, а к нам не подходит, пронеслось у нее в голове. Через полчаса она сказала дядюшке, что им пора уходить, но, чтобы выйти из зала, им предстояло пройти мимо столика вдовствующей графини. Когда они проходили, Даммлер встал, поклонился дамам и пожал руку мистеру Элмтри, спросив их разрешения познакомить их со своей кузиной, на что получил согласие.
Вдовствующая графиня подняла лорнет и внимательно рассмотрела всю троицу, словно перед ней были наколотые на картон экзотические бабочки, затем величественно произнесла:
— Весьма польщена.
Это относилось к миссис Маллоу и Пруденс. Кларенсу же она снисходительно подала три пальца. Графиня явно была в хорошем расположении духа.